Елена Копосова

За эти годы в Англию прибыли многие тысячи таких, как Пенни, гугенотских семейств, доведя численность французского населения Англии тысяч до двухсот – достаточно, чтобы в дальнейшем у трех англичан из каждой четверки обнаружился в предках гугенот

Политический аспект договора оказался тоньше, но имел глубокое значение. Хотя парламент заявил, что лишь восстанавливает старые права, это было не так. Парламенту предстояло собираться через регулярные интервалы – так гласил закон. Мобилизация теперь невозможна без его разрешения. Гарантировалась свобода слова.

После долгих дискуссий лондонский Сити обзавелся тогда новым учреждением. Это был акционерный банк, финансировавшийся рядом видных лондонских торговцев. Его задача заключалась в денежном обеспечении долгосрочного государственного долга посредством выпуска облигаций с выплатой процентов. Он был назван Банком Лондона.

Самоуверенность англичан поколебало, возможно, только одно событие. Во время первого крупного биржевого скандала, разразившегося в 1720 году и вызванного новыми, сугубо капиталистическими порядками, вся Лондонская фондовая биржа сначала раздулась, а после лопнула при катастрофе, известной как «Пузырь Южных морей». Дельцы помельче и покрупнее, которые спекулировали в компаниях большей частью подложных, уверились, что цены будут только расти, и потеряли все, что имели. Удар был настолько силен, что пришлось вмешаться правительству. Но нация развивалась так стремительно, что десять лет спустя уже казалось, что никакого «Пузыря» и не было. Бизнес опять пошел в гору.

То была классическая эпоха. Аристократы совершали Большое турне[67] и возвращались с итальянскими полотнами и античными статуями для своих домов; леди и джентльмены отправлялись на воды в Бат, где действовал старый римский курорт, а великие писатели Свифт, Поуп и доктор Джонсон создавали свои стихотворения и сатиры по образцу тех, что имели хождение при императоре Августе. И то была эпоха здравомыслия, в которую люди стремились как минимум обладать тем же сдержанным достоинством и чувством меры, что были свойственны георгианским площадям, где они жили. Но в первую очередь то был век элегантности.

На закате эпохи Стюартов младшие сыновья джентри по-прежнему, как было заведено, становились торговцами тканями и драпировщиками. Однако теперь они всеми силами старались этого избежать, предпочитая военную службу, которая едва ли существовала в прошлом, или Церковь, на которую их деды взирали свысока.

История услужливо дала задний ход и подкинула моде образчик в виде феодального рыцаря или римского сенатора, и с середины XVIII века высшие классы Англии искренне уверовали в максиму: «Джентльмены не занимаются торговлей». Сей исторический абсурд укоренился в умах на два столетия вперед.

Гарри Доггет был кокни и тем гордился. Мнения о происхождении этого слова разнились. Кто-то говорил, что оно означало непутевого человека, другие – что идиота, третьи называли что-то еще. Никто не знал, когда и как оно прилепилось к лондонцам, хотя Гарри слышал, что в дедовскую эпоху им пользовались редко.

В георгианском Лондоне имелось несколько долговых тюрем. Самыми крупными были Флит за Ладгейтом и Маршалси в Саутуарке. Но обе они, как часто бывало, в тот день оказались забиты, и его отправили в ближайшую каталажку, где нашлось место, то есть в Клинк.

означало «джин».

Мамашино горе, как они говорили, но горе больше смахивало на семейное, потому что одному Богу известно, сколько лондонских семей пострадало от этого зла. Беда крылась в том, что чистый спирт был очень дешев, и когда голландский король Вильгельм ввел в обиход сей популярный на его родине напиток, городская беднота настолько к нему пристрастилась, что тот превратился в величайшее проклятие того времени. Гуляло присловье: «На пенни пьян, на пару – в лежку», а миссис Доггет, увы, тратила больше пары пенсов на дню. «Освежает», – так она выражалась, когда приступала к делу, и не было силы ее остановить.