Юлия Кристева

Человек не является существом раз и навсегда данным, также как и существом, предсказанным или положенным кем-то другим или для кого-то другого, а существом, целиком самообещающим, способным «ручаться за себя как за будущность

Смысл — это то, что возвращает нас друг к другу и оставляет нас друг с другом.

Между общим страхом перед войной, к которому предрасположен весь мир, и совершенно определенным страхом перед смертоносными идеологиями — выходит, на самом деле мы живем среди ужаса. Мы живем среди ужаса, потому что больше нет уверенности, потому что человек целиком был вверен истории и больше не может вернуться к историческому как части себя самого, чтобы обрести потерянное — красоту мира и лиц; потому что мы живем в мире абстракций, в мире трибун и машин, абсолютных идей и мессианизма без оттенков. Мы задыхаемся среди людей, которые считают, что они абсолютно правы, что касается их машин или идей. И для всех тех, кто не может жить вне диалога и дружбы людей, эта тишина есть конец мира.

Прежде всякого созидания необходимо поставить два вопроса: «Да или нет, прямо или косвенно, хотите ли вы быть убитыми или изнасилованными? Да или нет, прямо или косвенно, хотите ли вы убивать или насиловать?» Все те, кто ответит «нет» на эти два вопроса, автоматически сталкиваются с последствиями, которые должны изменить их способ постановки проблемы.

подлость и преступления противника не оправдывают подлого и преступного поведения по отношению к нему.

сли предположить, что аффект является наиболее архаичным вписыванием внутренних и внешних событий, как же тогда прийти к знакам? Мы будем следовать гипотезе Ханны Сегал, согласно которой, после отнятия от груди (отметим сразу же необходимость некоей «нехватки» для возникновения знака)

Если предположить, что аффект является наиболее архаичным вписыванием внутренних и внешних событий, как же тогда прийти к знакам? Мы будем следовать гипотезе Ханны Сегал, согласно которой, после отнятия от груди (отметим сразу же необходимость некоей «нехватки» для возникновения знака) ребенок производит или использует объекты либо звуки, которые являются символическими эквивалентами того, чего ему не хватает. Впоследствии, отправляясь от так называемой депрессивной позиции, он пытается означить печаль, охватывающую его, производя в своем собственном Я чуждые внешнему миру элементы, которые он приводит в соответствие с этим потерянным или смещенным внешним — в этом случае мы имеем дело уже не с эквиваленциями, а с символами в собственном смысле этого слова[32].

Поскольку бессознательное ничего не знает об отрицании, оно ничего не знает и о смерти.

Будем ли мы иронизировать над институтом брака, который с древнейших времен был призван обезопасить для людей сексуальность, или эстетизировать жизнь вдвоем? Или узаконивать условности?

Этот брак действительно был заключен в мэрии; он длится и по сей день, безусловный и живой, потому что всегда подчинялся лишь собственному закону: беспрестанная подстройка, любовная и осознанная, питаемая двумя взаимными и беспрекословными свободами.