Владимир Паперный

Речь шла о циклических чередованиях в российской истории двух культурных механизмов, которые я назвал «культура 1» и «культура 2» (я воспользовался цифрами, чтобы подчеркнуть безоценочность этих категорий). Культура 1 ориентирована в будущее, прошлое сбрасывается, как писали футуристы, с «парохода современности». Эта культура находится в состоянии растекания, она, как сказал Малевич, «строит творчество, сжигая за собой свой путь». Она ориентирована на движение, на горизонтальность, на разрушение границ и иерархии. Российские архитекторы этого времени ощущают себя частью интернационального движения.
Культура 2 имеет противоположные свойства: она находится в состоянии застывания. Взгляд обращен в прошлое, возникает интерес к истории. Культура 2 ориентирована на неподвижность, неизменность и иерархию. Всюду (и в политике, и в архитектуре) проводятся границы. Вход (как место пересечения границы) становится важным элементом архитектуры. Государственная граница превращается в границу между Добром и Злом. Главным примером для подражания постепенно становится русская архитектура.

Сегодня вновь происходит слияние идеологии и государственной власти. Об этом свидетельствуют, во-первых, альянс президента с патриархом (несмотря на кажущиеся или реальные конфликты), а во-вторых — наличие обладающей конституционным большинством в парламенте «партии власти», председатель которой (Дмитрий Медведев), по существу, назначается президентом (Владимиром Путиным). Если в советское время для успешной карьеры почти необходимо было быть членом КПСС и посещать партсобрания, то в наши дни карьерному аппаратчику, возможно, скоро придется не только быть членом «Единой России», но и регулярно ходить в церковь.

В упрощенном виде идеи Федорова можно изложить так. Человечество занято враждой и взаимным истреблением, вместо того чтобы осознать наличие двух своих главных врагов: природы и смерти.

Может быть, если нам удастся пересмотреть свое циничное отношение к экологической проблематике и негативное — к русскому авангарду, то у России появится возможность снова занять лидирующую позицию в мировой повестке дня?

«Безоговорочное и непримиримое противопоставление России Западу, Запада России есть ядро идейного комплекса, любопытного прежде всего тем, что его создали и дружно развивали ни в чем другом не согласные между собой умы: исключительные приверженцы всего русского в России и фанатические поклонники Запада на Западе». И те и другие, считает Вейдле, в равной степени поражены одним и тем же болезненным ощущением — «стремятся возвеличить „свое“ путем умаления „чужого“, не понимая относительности различия между своим и чужим».

Рорк отрицает историзм: «Я хочу быть архитектором, а не археологом. Не вижу смысла в проектировании вилл эпохи Ренессанса».

Интересно, что Говард Рорк действует по принципам второй этической системы Лефевра. «Я не работаю с коллективами, — говорит он, — я не даю консультаций, я не сотрудничаю и не вступаю в соавторство». Вместо того чтобы внести изменения в свою постройку, как того требует заказчик, он взрывает ее динамитом.

так что, говоря словами Некрасова, «жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе»).

Проанализировав большое количество текстов как самобытников, так и западников (от авторов XIX века до наших современников), Кара-Мурза проходит к выводу, что лучшие представители обоих направлений отвергали экстремизм и настаивали на необходимости синтеза. Автор приводит слова С.Л. Франка о Пушкине, у которого Франк видит «сочетание „европеизма“, резкого отталкивания от культурной отсталости России, с напряженным чувством любви к родине и национальной гордостью». Кара-Мурза считает, что, «лишенная национального своеобразия, Россия как раз и не попадет „в Европу“, а, напротив, лишится своего законного места в европейской культуре, ибо станет для этой Европы неинтересной и ненужной».
Но у такого синтеза есть опасность взять худшее у каждой стороны и породить монстра — Азиопу, по слову П.Н. Милюкова. Этот монстр, по формуле А.И. Герцена, которого цитирует Кара-Мурза, будет сочетать бесчеловечность «подлой фигуры немецкого бюралиста» со «звериной безраскаянной жестокостью восточного раба и византийского евнуха».

Кантор выступал против «открытого общества» Карла Поппера (о нем ниже), который «уравнял и сплющил различные социальные и философские концепции. Стараниями Поппера возникла черно-белая картина истории, которая имеет все свойства апофатической истины: если сказать, что благо и свобода не раскрываются через противостояние тоталитаризма открытому обществу, то неизбежно будешь обвинен в тоталитаризме, подтверждая теорию черно-белого. Так было внедрено примитивное, но действенное идеологическое оружие — каменный топор либеральной философии».