Карл Уве Кнаусгор

екущая потребность всегда брала верх над отложенным желанием, каким бы заманчивым оно ни казалось.

ицо прописано во всех деталях, по ним можно проследить все отметины, оставленные жизнью.

о мне кажется, ты все время погружен в свои мысли. Тебе надо больше жить». – «Я пытаюсь», – сказал я.

Но мне кажется, ты все время погружен в свои мысли. Тебе надо больше жить». – «Я пытаюсь», – сказал я.

аже когда я играл в футбол – единственная сфера, где меня не одолевали разные мысли, где участвовало только тело, – даже сюда иногда вторгалась она. Вот бы Ханна теперь на меня посмотрела, думал я, то-то бы она удивилась!

умал о Ханне. Она словно стала частью меня, обозначилась внутри как некое реально существующее место, в котором мне хотелось быть всегда.

идеть там и писать роман, подмечая, как это окружение медленно и незаметно накладывает свою печать на форму того, что я пишу, ибо форма нашего мышления естественным образом тесно связана с конкретным окружением, частью которого мы являемся. Это и люди, с которыми мы разговариваем, и книги, которые читаем.

нгве я бы узнал с первого взгляда в любой толпе, для этого мне даже не надо было видеть его лицо, достаточно затылка или плеча, а то и их не нужно, потому что на тех, с кем ты вместе рос, кто был рядом с тобой в том возрасте, когда формируется или начинает проявляться характер, твое восприятие настроено особенным образом: ты воспринимаешь этих людей непосредственно, не задумываясь, без участия рассудка.

– Как у зубного, – сказал я, когда мы сели на стулья лицом к пустой комнате.
– Только сверлить будут душу, – сказал Ингве.

Внезапно меня охватило настроение того года. Оказывается, оно уже превратилось в воспоминание, подумал я удивленно.