Дженнифер Хартманн

– Ты моя, Корабелла, – выдыхаю я, заявляя на нее права, клеймя ее, делая своей. Мои пальцы скользкие от ее влаги. Я довожу ее до исступления и чувствую, как она дрожит и извивается подо мной, моля о разрядке. – Скажи это. Скажи, что ты моя.

Кора заводит руку мне за голову и прижимает меня к себе, а я нежно прикусываю чувствительную кожу в изгибе ее шеи. Меня сводит с ума то, как она задыхается и стонет.

– Я твоя, – говорит она шепотом, пронизанным похотью. – Ты знаешь это. Ты всегда это знал.

Мерцающий свет, который я носил в душе с того самого дня, когда все закрутилось, надежду на лучшие времена, слабое обещание, что когда-нибудь жизнь снова заиграет яркими красками, теперь гаснет. Я чувствую холод, темноту и пустоту.

И ужасное одиночество.

Хочется сказать ему, что ночью все кажется идеальным и правильным, когда мы наедине в темноте и наши стены опущены.

Но в холодном свете дня реальность обжигает меня и будит, как ведро ледяной воды. Стены поднимаются вновь – кирпичик за кирпичиком, слой за слоем, защищая меня и ограждая от опасности.

Однако стены созданы человеком. Они трескаются и осыпаются. Им суждено пасть.

И мне страшно увидеть, когда осядет пыль, кто продолжит пробираться через завалы… а кто сдастся.