Елена Михалкова

Наталья распорядилась отправить Любу в «мешок» на целую неделю и не кормить ее

Любка-то уже померла, и звуков никаких из подвала не слышно – ни криков, не стонов. Довела ее Наталья Андреевна. Сгубила живую душу, взяла на себя грех великий.

Девушка вышла из подвала исхудавшая, бледная, щурящаяся от яркого света

так же далек от поэзии, как помоечный голубь – от райских островов

Не успеешь выбраться из подростковых комплексов, как тебя засасывает страх старости

Злорадно измерим глубину чужих носогубных складок

– Брошь тоже была из секонд-хенда?
– Нет, я ее смастерила сама на уроке труда. Трудовичка, когда увидела ее, уронила очки. «Машенька! – говорит. – Разве этому я вас учила?!»
– Ты ее в виде свастики сделала, что ли? – подозрительно спросил Бабкин.

Я тоже хочу скупать недвижимость там, где мне нравится, – помрачнев, вставил Бабкин.

Человек, патологически боящийся, что его обворуют, сам нечист на руку. Что ж, вполне ожидаемо.

Самое время вспомнить кодекс Бусидо, успела подумать Маша. Что-нибудь подходящее к случаю.
Цитаты из книжки вихрем пронеслись в ее голове. «Будучи ранен, самурай должен почтительно обратиться со словами прощания к старшим и спокойно испустить дух».
Черт, не то! Никакого испускания духа, это преждевременно!