Татьяна Быстрова

Я всегда знала, что в ней нет ни моего упорства, ни моей старательности. А оказалось, она фонтанировала идеями, рисовала обувь, писала письма, произносила речи, изобретала сложные планы, злилась и негодовала ради одной-единственной цели — показать мне, что и она кое-что может...

Я слушала их затаив дыхание. Из их слов, как из бутонов, у меня в мозгу распускались пышные цветы;

Лила явно была несчастна в браке, но в то же время ее желание быть во всем первой, отодвинув меня на вторые роли, никуда не девалось.

Ее главный недостаток, — напористо сказал он, — заключается в том, что она не признает мнений, отличных от ее собственного. Так что бери от нее все, что она может тебе дать, но иди своей дорогой».

Вот еще один человек, которого я напрасно не замечала, с горечью думала я. Зависимость от Лилы совсем меня ослепила.

Окончательно убедившись, что мужчины успели на паром и точно не вернутся, мы немного расслабились.

Мы ждали их в воскресенье утром, а они заявились в субботу вечером, на мотороллерах «ламбретта», судя по всему взятых напрокат в порту.

О себе я могла сказать одно: никакой особой тяги к подобным предметам, к реальным проблемам реальных людей я не испытывала. У меня не было ни привычки, ни навыка вести дискуссии на эти темы, мною двигало обычное желание не ударить в грязь лицом.

С Нино все было иначе. Я догадывалась, что должна внимательно его слушать, старательно скрывая, с одной стороны, что чего-то не знаю, а с другой — что знаю что-то, чего не знает он.

Это был его способ приведения в порядок своих мыслей — говорить, говорить, говорить, — но еще и знак того, что он очень одинок. Я с гордостью подумала, что в этом мы с ним похожи: мне тоже хочется, чтобы окружающие убедились в моей образованности, чтобы удивились, как много я знаю и кем могу стать.