Те Нэм Джу

Однажды, когда Чжи Ен училась в начальной школе, ее мать, прочитав замечание учителя в дочкином дневнике, сказала, немного помолчав: «Я тоже хотела быть учителем».

Чжи Ен думала, что мама может быть только мамой. То, что мама когда-то хотела стать кем-то еще, показалось ей таким странным, что она рассмеялась.

– Нет, правда. Когда я ходила в школу, я очень хорошо училась, даже лучше, чем твой старший дядя.

– Тогда почему же ты не стала учителем?

– Я должна была зарабатывать деньги, чтобы могли учиться мои братья. Такой был порядок. В то время все женщины жили так.

– Ну так ты теперь можешь стать учителем.

– Теперь мне надо зарабатывать деньги, чтобы учить тебя. Такой порядок. Сейчас все матери живут так.

Учительница рассмеялась.

– Мальчики всегда дразнят девочек, которые им нравятся. Я с ним поговорю. Так что, может, вы все же подружитесь, и мне не придется пересаживать тебя?

«Я ему нравлюсь? Когда мальчик травит тебя, это значит, что ты ему нравишься?» Чжи Ен ничего не понимала. Она попыталась быстро вспомнить все, что происходило до сих пор, но не могла понять убеждений учительницы. Если тебе кто-то нравится, ты будешь вести себя с ним лучше и добрее. Ты ведешь себя так с друзьями, с членами семьи, даже со своими домашними животными. Даже восьмилетняя Чжи Ен понимала это. А из-за соседа с его приставаниями ее школьная жизнь стала неприятной. Ее обижали, а теперь получается, что это она такая нехорошая, не понимала своего друга. Чжи Ен покачала головой.

Школьная форма была очень строгой, особенно для девочек. Юн Йонг утверждала, что, когда школа стала совместной, строгости только усилились. Юбка должна была быть ниже колен и достаточно широкой, чтобы скрывать очертания бедер. Поскольку тонкая белая ткань летних блузок довольно сильно просвечивала, надо было обязательно надевать снизу майку с круглым вырезом. Никаких лямок, никаких футболок, никаких кружев, ничего цветного, и носить под блузкой только лифчик строго запрещалось. Летом девочки должны были надевать на колготки белые носки, а зимой – только черные «ученические» колготки. Прозрачные колготки и носки запрещались. Кроссовки тоже запрещались, только туфли. Идя зимой в школу в туфлях, Чжи Ен так мерзла, что едва не плакала.

Для мальчиков же брюки не должны были быть слишком широкими или слишком узкими, но на все остальное смотрели сквозь пальцы. Мальчики носили майки и белые футболки, а иногда даже серые или черные футболки. В жару они могли расстегнуть пуговицы на рубашке и ходить на переменах и в обеденный перерыв в одних майках. Им разрешалось носить ботинки, кроссовки, кеды и беговые туфли.

Бабушка с отцом считали, что сестры должны разделить спальню с бабушкой, а отдельную комнату отдать мальчику, но мать отказалась от этого наотрез.

– Кроме того, я не знаю, выйду ли я вообще замуж и заведу ли детей. Может, я вообще умру до этого. Почему я должна сейчас отказываться от того, что хочу, ради будущего, которое, может, вообще не наступит?

– Смешно, правда? Сперва они говорят, что умные женщины дорого обходятся. А потом, когда она сдает экзамен на юриста совершенно самостоятельно, без всякой помощи от факультета, вешают плакаты и гремят в трубы! «Наш выпускник! Наша гордость!»

Мне ли не знать одиночества,

С тобой распрощавшись вот-вот.

Кружатся белые звездочки,

Далеко аллея ведет,

Светом луны озаренная,

Ярким и чуть голубым,

Там, где с тобою я хаживал,

Нынче стою я один.

Словно враги, сошедшиеся на узком мосту, хулиганка рано утром встретилась на школьной дорожке с эксгибиционистом, а четверо остальных, которые прятались за ней, налетели на него, связали ремнями и частями одежды и отволокли в ближайшее полицейское отделение. Никто не знал, что произошло в полиции и что потом стало с эксгибиционистом. Но он больше не появлялся, а все пять девочек получили серьезное дисциплинарное взыскание. Их на неделю отстранили от учебы, им запретили приходить в школу, они снова написали письма с извинениями в Комитет дисциплины, находящийся рядом с учительской, их заставили вычистить школьный стадион и все туалеты и потребовали никогда не говорить о том, что произошло. Даже после этого некоторые учителя, встречая их в школе, делали им замечания.

– С каких это пор ты так заботишься обо мне? Что тебе далась эта лапша? И кто потом будет мыть все эти горшки? Ты?

– Да, я. Я и так много чего мою и убираю. Я раскладываю высушенную стирку, и Чжи Ен тоже помогает по дому. В этом доме только один человек не ударяет палец о палец.

Юн Йонг с возмущением уставилась на брата, но мать погладила его по голове.

– Он еще маленький.

– Нет, уже нет! Я с восьми лет заботилась о портфеле, тетрадках и уроках Чжи Ен. А в его возрасте мы мыли полы, вешали белье и готовили себе лапшу и яичницу.

– Он самый младший.

– Потому что он мальчик!

Одна из ее подружек получила в такой день букет цветов от своего отца, а у другой было семейное торжество и торт. Но у большинства девочек все это оставалось секретом между дочкой и матерью. Болезненным, стыдным, неприятным секретом. И в семье Чжи Ен было так же. Налив ей добавку супа, мать избежала прямого разговора, как будто произошло что-то, о чем не принято говорить.