Опыты

Большинству умов, чтобы встрепенуться и ожить, нужны новые впечатления; моему, однако, они больше нужны для того, чтобы прийти в себя и успокоиться, vitia otii negotio discutienda sunt[61], ибо его главнейшее и наиболее ревностное занятие – самопознание. Книги для него своего рода отдых, отвлекающий его от этого всепоглощающего дела.

Жизнь – это неровное, неправильное и многообразное движение. Неукоснительно следовать своим склонностям и быть настолько в их власти, чтобы не мочь отступаться от них или подчинять их своей воле, означает не быть самому себе другом, а тем более господином; это значит быть рабом самого себя

Ценность души определяется не способностью высоко возноситься, но способностью быть упорядоченной всегда и во всем.

ма должен как бы отделиться от мира, посмотреть на мир со стороны своего сознания, отстраненно. Но сделать это крайне трудно, поскольку мир – вечное движение, и человек, пытающийся встать на позицию внешнего наблюдателя, остается внутри самой жизни, которая затягивает в свою собственную логику человеческое опредмечивание действительности

Повествуя о мире как о качелях, М. Монтень пишет о человеке. Если мир – это качели, то есть нечто неустойчивое, неопределенное, ускользающее от понимания, то как чувствует себя человек в этом мире? Ведь человек – не материальный предмет. Трудность познания зыбкого мира состоит в том, что человек посредством своего разу

Центон – стихотворение «гибридного» формата, содержащее в себе строки из других известных стихотворений. Центоном также может называться музыкальная композиция, содержащая в себе известные отрывки из других музыкальных произведений.

Сказанное мною не относится к центонам, публикуемым в качестве таковых; в молодости я видел между ними несколько составленных с большим искусством, какова, на

Философская работа мысли, согласно М. Монтеню, состоит не в цитировании каких-либо древних философов. Цитирование не делает человека философом. Философ не цитирует, а пытается понять и обосновать свою позицию,

Мой ум и мысль бредут ощупью, пошатываясь и спотыкаясь, и даже тогда, когда мне удается достигнуть пределов, дальше которых мне не пойти, я никоим образом не бываю удовлетворен достигнутым мною; я всегда вижу перед собой неизведанные просторы, но вижу смутно и как бы в тумане, которого не в силах рассеять.

Нам кажется, что с высоты своих тронов они никогда не снисходят до прозы обыденной жизни.