Темное искушение

Мое тело заняло другую позицию. Оно вдыхало его жар, умоляя о большем: большей силе, большей интенсивности, большей близости – о столь большем.

Горячее прикосновение его губ и вкус корицы вызвали отчаянный гул в моей крови, притянули меня так близко к краю, что холодный пот боролся с внутренним жаром.

– Укуси меня.
Он смотрел на меня секунду, которая показалась вечностью, а затем с его губ сорвался жестокий, недоверчивый смешок, продемонстрировавший острые резцы. Стирая рукой невеселый смех, он ответил сквозь стиснутые зубы:
– Не говори, что ты этого не просила, котенок.
Одним движением он схватил мой затылок и притянул мои губы к своим. От грубости у меня перехватило дыхание, вырвалось болезненное шипение, когда он с силой прикусил мою нижнюю губу. Но когда он успокоил жжение мягким прикосновением языка, вспыхнуло пламя, разлив жидкий огонь у меня между ног.

В этом мире ничто не было черно-белым. И, так или иначе, мне нравился желтый.

– Язык проглотила, котенок?
Я изобразила безразличие к нелепой идиоме, но под кожей запульсировало; я разрывалась от вчерашнего унижения и жара, слишком похожего на то, что я когда-то чувствовала к нему.
– Голова болит, – соврала я.
– Знаешь, какое лучшее лекарство от головной боли?
– Жертвоприношение младенцев?
– Хороший трах.

На вкус он был словно корица, грех и нечто настолько мужское, что я глубоко вдохнула, чтобы прочувствовать это.

С мрачным взглядом он сократил и так небольшое расстояние между нами, и я потерялась. Его сдержанность таяла с каждым прикосновением наших губ. Каждый поцелуй был жестче и влажнее предыдущего. Пламя пронзило меня, когда я провела ногтями по его спине. Он низко зарычал, и медленное скольжение его губ стало грубее.

Каждый сантиметр моего тела дрожал и воспламенялся всякий раз, как мое тело касалось его. Я двинула бедрами и выгнулась ближе к нему, чувствуя невероятный жар под его дорогим черным костюмом, а затем лизнула его рот. Как будто рефлекторно, он засосал мой язык. Жар, крошечное жаркое покалывание пожирало меня изнутри.
Он отстранился, чтобы хрипло сказать:
– Ты даже на вкус сладкая.

– У тебя доброе сердце.
Я ничего не ответила, ведь как бы меня это ни раздражало порой, это была правда.
– Не стоит быть такой, – сказал он, как будто изменить это так просто. – Добрые сердца легче разбить.

– Я не могу позволить тебе купить мне шубу. Это слишком.
Его взгляд сверкнул неудовольствием.
– Никто не говорит мне, что я могу или не могу делать.