Лишний в его игре

Мне это нравится — не спеша идти домой по утренним улицам, прижимать к груди теплый хлеб, иногда откусывать от хрустящей горбушки и воображать, что я единственный человек на Земле.

вообще наш новенький уж чересчур сильно пытается всем понравиться: вечно шутит, острит, привлекает внимание, собирает вокруг себя толпу. Боится, не дай бог, пару минут побыть в одиночестве.

Ярослав поворачивается спиной, присаживается:
— Карета подана.
Что? Он собирается тащить меня на спине? Может, это шутка?
— Долго ждать, Золушка? Опоздаешь на бал.
Но я не спешу забираться на Ярослава. Степенно говорю:
— Без меня не начнут. Я там самый важный гость.
— Давай, давай! — торопит Яр. — У меня сейчас ноги затекут!

Полумрак. Безоблачное небо над головой; можно легко увидеть Кассиопею и Большую Медведицу.

Это место напоминает мне Форт Боярд. В голове невольно играет музыка из заставки одноименного шоу: «Ту́-у-у… Ту-ту́-у-у. Ту́-ту́-ту́. Ту-ту-ту́-ту-ту́…».

— Я вижу какие-то пятна! О нет, это точно некроз, Яр!
Я уже представляю, как некроз идет выше и выше, доходит до колена. Нога становится серо-фиолетовой. Клетки отмирают одна за другой…
Ярослав проводит пальцем по моей коже, потом фыркает:
— Это просто грязь, ничего у тебя нет, кроме паранойи! И зови меня Рик.

Все из-за него! У меня ноги промокли и заледенели от холода, с лодыжкой черт знает что — может, уже некроз пошел, и теперь только ампутировать!

— Поточнее не можешь сказать?
— Не могу, — говорит он и добавляет с сарказмом: — Ведь папа никогда не целовал меня на ночь.
— Бедный, — плююсь ядом в ответ. — Уверен, зато мама старалась за двоих!
— Не то чтобы старалась, но да. Но она не хирург.

Ай!
— Больно?
— Конечно, идиот!
— А где больно?
— Естественно, в ухе!
— Прекращай острить! — злится он. — Если перелом, то боль по костям аж до паха дойдет.

— Дай посмотрю.
Я подозрительно кошусь на него:
— Ты разбираешься в переломах?
— У меня папа хирург.
— А врачебные знания, конечно, передаются через поцелуи на ночь, — язвлю я и вдруг чувствую страшную боль: Ярослав стукнул по лодыжке. — Ай!