Николай Гнедич

Тягостна брань, и унылому радостно в дом возвратиться.

Между стыдом и пупом ударил

Я не от гнева досель, не от злобы на граждан троянских
Праздный сидел в почивальне; хотел я печали предаться.

Кто бессмертным покорен, тому и бессмертные внемлют”.

Рек он, – и горько Пелиду то стало: могучее сердце
В персях героя власатых меж двух волновалося мыслей:

Дар Аполлону, и сам Хрисеиду, прекрасную деву,
Взвел на корабль: повелителем стал Одиссей многоумный;
Быстро они, устремяся, по влажным путям полетели.
Тою порою Атрид повелел очищаться ахейцам:
Все очищались они и нечистое в море метали.

волоокая Гера богиня [73]

Царь Одиссей! неистомный в трудах, неоскудный в коварствах!
Днесь – или ты над двумя Гиппасидами будешь гордиться,
Свергнув мужей таковых и доспех их блестящий похитив,
Или, копьем ты моим ниспроверженный, душу погубишь!”
Рек он – и пикой в размах поразил по щиту Одиссея

когда он приял злосоветные зятевы знаки,
Юноше Беллерофонту убить заповедал Химеру [339]
180

Лютую, коей порода была от богов, не от смертных:
Лев головою, задом дракон и коза серединой,
Страшно дыхала она пожирающим пламенем бурным.
Грозную он поразил, чудесами богов ободренный.
После войною ходил на солимов, народ знаменитый;

Ты обессилишь меня, потеряю я крепость и храбрость.
Чермное ж Зевсу вино возлиять неомытой рукою
Я не дерзну, и не должно сгустителя облаков Зевса
Чествовать или молить оскверненному кровью и прахом.
Но иди ты, о матерь, Афины добычелюбивой
270

В храм, с благовонным курением, с сонмом жен благородных.
Пышный покров, величайший, прекраснейший всех из
хранимых
В царском дому, и какой ты сама наиболее любишь,
Взяв, на колена его положи лепокудрой Афине;
И двенадцать крав однолетних, ярма не познавших,
275

В храме заклать обрекайся ты, если, молитвы услыша,
Град богиня помилует, жен и младенцев невинных;
Если от Трои священной она отразит Диомеда,
Бурного воя сего, повелителя мощного бегства.
Шествуй же, матерь, ко храму Афины добычелюбивой;