Александр Шумилин

Мои слова действовали на солдат. Они подымались с пола и были готовы сейчас же отыграться на немцах. Они хотели отомстить за погибшего пулеметчика их роты, сержанта Козлова, который был в подвале. Я рассказал, как он умирал на глазах у меня.
— В нашем деле нужны упорство и выдержка. Мы должны выследить немцев и убивать их так, чтобы они и не подумали, что их бьют именно с мельницы. Вести огонь из пулемета будем с обратного ската. Пули будут бить, а пулемет не видно. У немцев глаза на лоб полезут. Ты их бьешь. А откуда? Они понять не могут.
— Для этого нужно кривое ружье! — сказал кто-то из солдат.
— Ружье не ружье, а баллистическую кривую полета пули можно использовать. И не только использовать, а применить на практике с умом. И самое главное. Пулемет нужно заранее пристрелять одиночными трассирующими по выбранной цели. Убивать мы немцев будем за забором на главной улице.

Пулемет поставили в отрытый окоп и пристреляли его одиночными трассирующими. Точки прицела выбрали на заборе, на уровне живота идущего за забором немца. Когда пристрелка была несколько раз проверена, мы вынули трассирующие из пулемётной ленты. При обстреле в забор пойдут очереди бронебойных пуль. А их в полете не видно. Я рассчитал все просто. По моей команде пулеметчик нажимает гашетку пулемета и в забор летит порция свинца. Гнилые и старые доски, которыми отгородились от нас немцы, для бронебойных пуль не помеха. Доски будут пробиты насквозь без всякой потери убойной силы. По ту сторону забора они сделают свое черное дело. Я рассчитал и время полета пули так, чтобы там, за забором, пуля и выбранная жертва встретились. Впервые за забором был убит довольно жирный немец

Пулеметчик опустил ствол и дал длинную очередь. Немцы, видно, кучей собрались около убитого, полагая, что он попал под шальную пулю. Я в бинокль с мельницы видел, что после нашего вторичного обстрела за забором произошла какая-то возня. Появились, видно, новые раненые и убитые. Пулемет взял прицел еще ниже, и, поводя стволом, дал еще несколько очередей. Мы держали улицу под огнем до самого вечера. Короткими и длинными очередями били по забору. С верхнего этажа мельницы было видно, как беспорядочно забегали немцы и заметались по улице при подходе к этому месту. Немцы не догадались, что за ними следят с мельницы, а бьют из пулемета совсем с другой стороны. Наблюдая за передвижением немцев по улице, мы стреляли всех подряд.

Мы не стреляли по легковым машинам, не хотели тревожить и раздражать немецких офицеров. Мы делали свое черное дело по малому. Мы убивали немецких солдат.
|Для солдат двойной забор никто городить не будет.| Потери простых солдат на войне никого не волнуют.

Петр Иваныч не был дураком, как думали они. Он просто не имел причин заниматься пакостями и писать доносы. Мы с первого дня подружились с ним. Он видел во мне простого человека. Он не понимал, почему он должен говорить не то, что видел своими глазами

Но что, собственно, произошло? Деревню взяли, а какие награды получили солдат Куприянов и я? Да никаких!
— А почему?
— Да потому! В донесении дивизии сдача немцам деревни Демидки не фигурировала. И награждать за нее людей было нельзя

На передний край с ротой я вышел вечером. Мы оседлали дорогу и приступили к рытью пулеметных ячеек и ходов сообщения. На каждый пулемёт мы подготовили по две позиции. Одну —для стрельбы прямой наводкой, на случай атаки немецкой пехоты. А другую — с обратного ската, как это делали мы при обстреле забора с мельницы

Мы бросились в окна, надеясь застать немцев врасплох и полоснуть по ним из автоматов. Нам посулили блага на земле и на небе: «Раненых и мёртвых не оставим, всех заберём!».
Окна были расположены невысоко, мы подставили друг другу спины и без выстрела ворвались на первый этаж. Казалось, что все страхи и переживания были напрасны. |Что мог сделать я, когда мной помыкали, как хотели? Я не мог постоять за себя по своей молодости, неопытности и доверчивости.| Мы попрыгали в окна и заняли переднее помещение от стены до стены. Внутренние перегородки в передних комнатах первого этажа были разбиты. Дальние комнаты и лестничная клетка были забаррикадированы рогатками с колючей проволокой. Хода на лестницу и второй этаж не было. Немцы умело и хитро построили оборону. В потолке первого этажа они пробили дыры для опускания гранат. Как только мы появились в передней комнате, сверху на нас посыпались гранаты. Мы повыпрыгивали из окон при первом же разрыве

Было несколько попыток штурмом овладеть больницей. Каждый раз собирали новые группы, но они несли потери, и взять первый этаж так и не удалось. После каждого такого штурма многие оставались лежать у стены. Кого ранило, и кто сам не добежал до часовни, получал порцию свинца от немцев |и оставался пускать трупный дух, потому что была уже весна|. После меня еще два раза прыгали солдаты в окна больницы. Мы поддерживали их с мельницы огнем пулемета «Максим». Мы били по окнам второго этажа, прикрывая свинцом своих ребят, которые прыгали в окна первого этажа

На следующий день откопали еще одного |наши соседи разведчики|. Пленные немцы рассказали: в больнице занимала оборону пехотная рота. В подвале сидело около ста человек. Подвал был оборудован деревянными двухъярусными нарами. Подвал обогревался несколькими железными печами. Утром, перед самым рассветом, за несколько минут до взрыва, подвал покинул лишь один человек. Это был их капитан, командир роты. Все остальные попали под взрыв. Двое немецких солдат, которых откопали, стояли на посту на втором этаже больницы. Самого взрыва они не слышали, на некоторое время потеряли память. А те, что были в подвале, остались заживо погребенными под целой горой битого кирпича. Действительно, если лечь и приложить ухо к груде кирпичей, то из-под земли услышишь удары и скрежет лопат.