Татьяна Орлова

Подобные процессы мы наблюдаем в гармоничных парах, когда люди взаимно что-то делают друг для друга: проявляют внимание, поддерживают, утешают и т. д

Тот, кто много пережил насилия и других травм, как ни странно, после терапии становится более устойчивым, знающим другие стороны жизни, глубоким человеком, чем тот, у кого не было подобного опыта. Этот опыт, пока он не переработан и вытеснен, забирает ресурсы. Но стоит его осознать, пересмотреть, завершить незавершенные чувства, и он превращается в мощный ресурс личности. На него можно опереться и из него получить поддержку.

Человек, выросший в насилии, построит внутри целую конструкцию правил «надо» и «должен», чтобы соответствовать потребностям системы, а человек, выросший без насилия, будет хорошо понимать, чего он хочет и как можно реализовать свои желания и потребности. Он станет опираться на себя и без особого сопротивления двигаться к своим целям.

Дети, втянутые в отношения и внутренне отвечавшие за родителей, позже легко берут ответственность за партнеров и могут всю жизнь посвятить тому, чтобы заслужить их любовь, вытаскивать их из разнообразных тяжелых обстоятельств. Спасение перерастает в миссию, дает жизненный смысл и возвращает собственную ценность.

Его последовательница Мэри Эйнсворт выделила четыре типа привязанности: тревожная, избегающая, дезорганизующая и надежная. При ближайшем рассмотрении в воспитании тех детей, у кого образуются первые три типа привязанности, мы обязательно обнаружим насилие

Но в насильственных отношениях потребности ребенка слишком долго игнорировались. Он переживает дефицит любви и поддержки и продолжает с надеждой смотреть на родителей, ожидая когда-нибудь от них это получить. Неоплаченный родительский долг удерживает его рядом с ними, хотя с годами только растет. Такие дети необязательно остаются физически рядом. Они могут уезжать в другие города и страны, но внутренне по-прежнему связаны с родителями, которые «задолжали» им любовь. Дети ведут с ними внутренний диалог, злятся, пробуют их убедить в том, что они неправы, и своей жизнью доказывают, что имеют право быть любимыми.

например, когда-то в детстве мы научились прятаться от кричащего отца — и до сих пор наш мозг подает сигнал и включает панику от громкого голоса или строгого взгляда, мы сжимаемся и замираем. Несмотря на то что взрослый человек вполне может вступить в конфликт и отстоять свое мнение, мы этого не делаем из-за автоматизированных реакций

Но основная позиция государства понятна: семья неприкосновенна. Нельзя вмешиваться в ее привычные внутренние взаимоотношения, традиции нужно беречь и сохранять. Эта позиция оборачивается попустительством по отношению к насилию, а значит, поддержкой абьюзивного поведения.

На самом деле все удобно. Любые эмоции, которые вы проживаете, – ваши, и где их показывать, как не на встрече с психологом? Плачьте, кричите, молча смотрите в одну точку, если нужно, – наши реакции – это и есть мы, столкнувшиеся с проблемами.

Только справившись с тревогой, мы сможем начать распутывать клубок страхов, ниточка за ниточкой, чтобы добраться до глубинных причин.