Деннис Лихэйн

Что-то случается с человеком при виде столь чистой любви. Он начинает считать себя ничтожным, скверным, недостойным. Ему становится стыдно.

Может, лет сорок назад и можно было жить, не зная, что происходит вокруг, но никак не сейчас. Новостные службы колотят нас новостями, как дубиной по головам, возможно, нас, зрителей и слушателей, даже просвещают. Скрыться от новостей невозможно. Они повсюду и везде.

Мне кажется, у общества нет на это права, и оно не всегда располагает необходимыми сведениями. Пусть оно мне сначала докажет, что в состоянии эффективно строить дороги, тогда я позволю ему решать, кому жить, кому умирать.

Проворен, как гусиные какашки.

— Вот она, пугающая красота параноидального мышления настоящего шизофреника. Если ты веришь в то, что ты единственный знаешь правду, то из этого следует, что все прочие — лгуны. А если они лгуны...

— То любая правда в их устах становится ложью, — закончил за него Чак.

Если тебя все считают сумасшедшей, то любые твои действия,­ которые в других обстоятельствах сработали бы в твою пользу, в реальности укладываются в рамки действий безумца. Твои разумные протесты квалифицируются как отрицание очевидного. Твои обоснованные страхи рассматривают как паранойю. Твой инстинкт выживания награждается ярлыком защитный механизм. Ситуация заведомо проигрыш­ная. По сути, это смертный приговор.

Вот она сидит­ в июльской дымке, освещенная тусклым оранжевым­ светом фонарей, как это бывает летом после городского заката, и смотрит, как он паркуется у дома, и дети, на пару секунд прервавшие уличный бейсбол, возобновляют игру, а над ее головой выстиранное белье полощется на ветру, она смотрит, положив подбородок на запястье и отведя зажженную сигарету к уху, как он идет к ней, в кои-то веки с цветами, и сразу видно, что она его единственная любовь,­ его девушка, она смотрит, словно пытаясь запомнить его походочку, и эти цветы, и саму эту минуту, а ему хочется ее спросить, с каким звуком сердце разбивается от счастья, когда один вид любимого человека заполняет все твое существо, как не запол­нит ни пища, ни кровь, ни воздух, когда тебе кажется, что ты был рожден для короткого мига и что вот он наступил, бог знает почему.

Как знать, Чак. Ты не производишь впечатление стопроцентно уравновешенного человека.

— Может, пока мы здесь, я забронирую себе кроватку на будущее. Пусть подержат.

асколько я мог понять из дела, тут настоящие психи.

— И сколько из них, по-твоему, придуриваются?

никто не может объяснить, каким образом ей удалось ускользнуть из палаты. Комната запирается снаружи, а единственное окно забрано решеткой.­ Никаких признаков того, что кто-то ковырялся в замке, мы не обнаружили.