Михaил Алексеевский

Джентрификация — это процесс создания полностью медиатизированного пространства, «территории сообщения», в которой частично измененная старая среда — промышленные здания, бараки или покинутые территории — сообщает о себе сочетанием естественных и организованных медиаприемов.

Акты взаимодействия с этим пространством — от простой прогулки по городу до участия в коллективном действии, политическом или социальном, от самосообщения (в форме check-in’а в социальной сети) до визуальной коммуникации (фотографии или селфи в контексте города) — являются не индивидуальными, но медиатизированными действиями.

Первое — это «цифровой комфорт» — обеспечение качественной связи. Вторым аспектом новых требований к городскому комфорту являются вопросы цифровой ориентации в городе, наличия больших объемов цифрового справочного, развлекательного, сервисного контента, с которым «цифровые» потребители соединяются напрямую. Помимо стандартных требований к городским услугам, возникает целый пласт «цифровых требований» — от муниципальных порталов до открытых городских данных. Все эти типы комфорта — насущная необходимость и для горожан, и для представителей власти, и для медиаорганизаций.

Технологии манипуляции общественным мнением с помощью массмедиа изучаются много лет — сначала как методы пропаганды, прежде всего советской и нацистской, а позднее, когда прямое информационное насилие и тоталитарная природа пропаганды были признаны неприемлемыми в демократиях, исследование сместилось на более мягкие методы манипуляции массовым сознанием. Объективно говоря, в плотной информационной среде городов эти «мягкие» манипуляции окружают нас повсюду — от инструкций по пользованию лифтами до рекламы. Однако наибольшую силу медиавоздействия получают, конечно же, через вещательные СМИ.

Agenda-setting (формирование повестки дня) как метод воздействия на массовое сознание через медиа был впервые описан в 1960–1970-х годах. В условиях, когда в СМИ невозможна цензура или прямая пропаганда, политическая сфера может оказывать влияние не на сам контент, а на его создателей — журналистов и редакторов (начиная от прямого подкупа или угроз и заканчивая более тонкими инструментами — такими, как «доступ к телу» мэра или президента, приглашения на закрытые правительственные или партийные мероприятия, включение в закрытые политические рассылки и think-tanks и т.п.).

Сегодняшняя конфигурация массмедиа предполагает сложное, многоуровневое сочетание вещательных коммуникаций, интерактивных медиа, горизонтальных/социальных медиа, «отвлекающих» медиа, и ее фундаментальное отличие от предыдущей эпохи именно в том, что единого источника сообщений больше нет и никогда не будет.

города являются наиболее совершенным в своей изменчивости форматом метаобщества

Сама природа «тесного общежития» принуждает его жителей принимать изменения, обсуждать их, поддерживать или протестовать. В этом суетном диалоге рождается медиакоммуникация города, среда-посредник, способная учесть меняющиеся интересы, вкусы, разнообразие. И именно в этом — будущее.

Поэтому обычно макроэкономисты говорят об условном «средневзвешенном гражданине» (хотя и пытаются перейти к еще более сложным моделям с различающимися агентами). Но ведь это означает подмену эмоционального и разнообразного homo sapiens чистой абстракцией, рациональным гомункулом!

В американском телевидении 1960–1980-х годов, послужившем материалом для исследований, большинство преступников, например, это представители черной расы или других этнических меньшинств (соотношение 80/20 с белыми), тогда как в объективной реальности того времени белые совершали 70% преступлений. И наоборот, среди персонажей-полицейских доминируют белые (86%), образованные и культурные — хотя и весьма брутальные — американцы, при том что в американской полиции того времени расовое разнообразие было намного выше (всего 51% офицеров были белыми). Точно так же «художественная реальность» существенно уменьшала роль женщин в мире криминала и борьбы с ним: среди «борцов с преступностью» пропорция была 9:1 в пользу мужчин; при этом жертвами преступлений в сериалах и фильмах женщины оказывались в 62% случаев — против 31% в реальности.