Андрей Курков

Из Каруселино, что ли, стреляют? – задумался он и тут же засомневался: – Как же это они оттуда стрелять могут, если в селе магазин работает? Нет, наверное из Мелованной, там вроде жителей не осталось!

Все это – и деревья, и калитки, и двери, и окна – защищало его раньше, как крепость, как бронежилет. А он-то думал, что наоборот – это он защищает свой дом, свой двор, свой мир. Нет, ошибался. Только теперь, когда уезжать надо, понял это Сергеич.

Сергеич переключил свет на дальний и ощутил странное и почти радостное волнение. Словно он вырвался совсем молодым на волю, на свободу, в жизнь, границ и опасностей которой он еще не знает.

Понимая всю ложность и неоправданность этого юношеского почти радостного волнения, он все-таки черпал из него успокоенность и веру в то, что все будет хорошо. Остались позади и «дэнээровцы», и украинские военные. Остался позади грохот далекой и близкой канонады. Осталась позади война, в которой он не принимал участия, а просто оказался ее жителем. Жителем войны.

Огород больше не сажаю. Боюсь. Там и снаряды могут быть неразорвавшиеся, и мины. Они, знаешь, как легко в землю заходят? И земля за ними сразу закрывается так, что и не увидишь, куда они попали.

– Ты что, по телевизору не видел, как на Западной своих убитых встречают? На коленях вдоль дороги! А мы что, хуже? – отдышавшись, пояснила она. – Все село идет!

На колени ставят тех, кто слабее! В церкви – все слабые перед Богом! Там понятно. Но и там ему это не нравилось.

«Донбасс никто не поставит на колени!» – вспомнились ему слова, написанные кем-то на автобусной остановке в Каруселино три года назад.

«Поставили, сука!» – подумал он и тут же тряхнул головой, испугавшись подуманного – таким чужим и опасным оно ему показалось.

«Что ж это я? У людей горе!» – Сергеич смотрел в лужицу на асфальте, видел свое отражение.

Отсутствие лобового стекла, да и вообще всех стекол в машине, делало его уязвимым. И для камней, и для слов. И если по дороге сюда в салон из-под колес впереди идущих машин залетело только пару камешков и, слава Богу, ни один из них не попал ему в лицо, то слов «беженец» залетело в машину несколько десятков и они остались жужжать в ушах, как комары, как назойливая мошкара, которую и выгнать трудно, и защититься от которой в машине с выбитыми стеклами невозможно.

пограничного поста прочитал: «Россия. МАПП Джанкой». Вспомнил, как на подъезде к Чонгару заметил трансформаторную будку, на которой черной краской кто-то написал: «Через 18 км русские оккупанты».

Выезжая, Сергеич чуть не зацепил красную «мазду» с днепропетровскими номерами.

– Смотри, куда едешь, мудак донецкий! – услышал сзади. Но даже не обернулся.