Майгулль Аксельссон

акая жизнь требует внимания к мелочам, а времени на мелочи Маргарете всегда было жалко. Подростком она вечно разгуливала в съехавших на бедра трусах и в сбившейся в ком нижней юбке, потому что ей жалко было и двадцати секунд на то, чтобы привести себя в порядок. Так шло и дальше. Уже взрослая, она начинала день, на ходу заглатывая чашку растворимого кофе у посудного столика. Стоя, обжигая язык и смутно мечтая о настоящем завтраке за накрытым столом. С завтрашнего дня, обещала она себе

каждый раз, начну новую, правильную жизнь. Брошу курить, стану делать зарядку и завтракать, занавески на кухне повешу... Но не сегодня, сегодня столько дел, и если их все не переделать немедленно, то все, смерть придет, больше вообще ничего не успеть.

Как там у Муа Мартинссон? «Доверяешься мужчине? Значит, мало били тебя». Т

так взять и бросить новорожденного ребенка?
Тетя Эллен не отвечала, она неподвижно сидела в своем кресле, не отрывая взгляда от чайки.
— Нет, конечно,— вздохнула Маргарета. — Тебе-то откуда это знать?

Полицейские и социальные работники ей почему-то кажутся существами наподобие сказочных барсуков, которые вцепляются в жертву мертвой хваткой и не отпустят, пока не услышат, как хрустнул ее скелет.

Он — как малое дитя в лучшем смысле слова, ибо до сих пор продолжает удивляться миру.
В большинстве своем мужчины перестают изумляться окружающему миру где-то в самом начале полового созревания и оставшуюся часть жизни посвящают покорению этого мира. Эрик же все еще полон любопытства. И сражается не ради победы, а ради познания.

Иные воспоминания лучше не трогать, они тонкие, как паутина, и рвутся от всякой мысли и всякого слова.

Подлинная доброта молчалива. У нее в запасе много поступков, но ни единого слова

Кристине нравился дождь, он стоял, как стена, между домом Тети Эллен и остальным миром.

есть какая-то надежность в рутине, в повторяемых изо дня в день словах