Марк Салливан

Скажите мне, генерал, правда ли, что Гитлер строит последнюю цитадель? Где-то под землей в германских Альпах, куда он удалится c самыми преданными своими сторонниками?

Пино сел в «фиат», завел его, но не тронулся c места. Обезглавливание потрясло его до глубины души. Убийство на войне — это одно. Осквернение тела — совсем другое. Откуда взялись такие варвары? Какие люди способны на такое?

— Генерал Лейерс... как вы думаете, отец, по тому, что я вам рассказал, — он носитель зла?
— Изматывать человека работой до смерти — то же самое, что убивать его из винтовки, — сказал священник. — Просто другой вид оружия.

— Это правда? — спросил марионеточный диктатор. — Неужели у дорогого Гитлера есть секретное супероружие в рукаве? Ракета, бомба, каких не было раньше? Я слышал, что фюрер выжидает, хочет использовать свое супероружие, когда враги подойдут поближе, и тогда он сотрет их c лица земли серией сокрушительных ударов.

И Пино вдруг понял, что земля не знает войны, природе безразлично, какие жестокости творят друг c другом люди. Ее не волновали ни люди, ни их потребность убивать и завоевывать.

— Дуче, война проиграна. Гитлер сошел c ума в своем бункере. Мы работаем над тем, чтобы конфликт закончился c минимальными разрушениями и смертями.

Быть молодым и влюбленным. Не удивительно ли, что такие вещи случаются в самый разгар войны? Это свидетельствует о том, что жизни изначально присуща доброта, несмотря на все зло, которое мы видели.

Собравшиеся взревели. Капрал Далойа вскочил на сцену к майору и закричал:
— За конец убийц-диктаторов, их чумных черных челок и поганеньких тонких усиков!

— Эй, Пино! — воскликнул он, обнимая его. — Я свободен. Отсидка в квартире закончилась!
— Здорово! — сказал Пино. — И куда ты теперь?
— Куда угодно, — сказал Марио, глядя на свои пилотские часы, сверкавшие на солнце. — Я хочу ходить и впитывать в себя все это, радость города, в котором нацистам и фашистам пришел капут. Ты понимаешь это чувство?

— Вот какой конец ждет тиранов, — c отвращением сказал майор Кнебель. — Я бы сделал эти слова эпиграфом, если бы писал историю Муссолини: «Вот какой конец ждет тиранов».