Георгий Ильич Мирский

Помню, прочитав курсовую работу одной студентки, я в ходе очередной лекции указал ей на ошибки и увидел изумленные взгляды студентов; оказывается, замечания можно делать только тет-а-тет, а не в присутствии всего класса, точно так же, как об отметках, которые преподаватель ставит, должен знать только сам студент и деканат, но ни в коем случае не другие студенты. Это результат осуществления на практике концепции прав личности: ни за что нельзя ставить человека в неудобное положение, тем более в присутствии других людей, ущемлять его достоинство и причинять ему моральный ущерб.

Вообще судебных исков по самым различным поводам ежедневно подается в Америке огромное количество, что дает основание живущим там русским называть американцев нацией сутяг. Действительно, нашему человеку, который привык к бесправию и сам относится к закону наплевательски, а о правах личности вообще ничего толком не знает, многие поводы для исков в Америке кажутся смехотворными и идиотскими: «с жиру бесятся». Например, женщина отправлялась из Вашингтона в Лос-Анджелес, ее собака, как положено, должна была лететь в особом заднем отсеке; вдруг из окна самолета она видит, как ее собаку везут на тележке в другой самолет, направляющийся в Чикаго, и уже поздно что-либо делать. В конечном счете собаку из Чикаго переправили в Лос-Анджелес, но владелица подала на авиакомпанию в суд с требованием возместить моральный ущерб, причиненный как ей, так и собаке.

Эта всеобщая приветливость и доброжелательность создают атмосферу, в которой легко и приятно дышать. Уверен, что многие мои соотечественники, услышав такое мнение, презрительно фыркнули бы: знаем, мол, цену этим фальшивым белозубым улыбкам, этим непременным дежурным ответам «файн» на вопрос «как дела?»; все это наиграно и заучено, сплошное лицемерие, на самом деле каждый думает только о себе и своем бизнесе, общительность чисто формальная и т. д, и т. и. Какая-то доля истины в этом есть; на самом деле американцу, как, впрочем, и любому другому человеку, не так уж важно твое состояние и самочувствие, и обязательный обмен приветливыми репликами в значительной мере имеет ритуальный характер. И все же, согласитесь, легче вращаться среди вежливых, улыбающихся и приветливых людей, даже если ты не принимаешь их слова за чистую монету, чем среди угрюмых и грубых, вечно жалующихся или делающих один другому замечания (кстати, я заметил, что никто не делает друг другу замечания так часто и охотно, как русские).

Все образованные люди высоко ценят русскую культуру, знакомы (хотя часто лишь понаслышке) с такими именами, как Пушкин, Достоевский, Толстой, Чехов, Набоков, Бродский, Солженицын, Сахаров, Чайковский, Мусоргский, Шостакович, Репин, Шагал, Шаляпин, Нуриев и др.

Самым опасным для России могло быть то, что нерусские республики Российской Федерации восприняли бы установление нового режима с крайним недоверием, видя в нем торжество русского шовинизма, и взрыв сепаратистских настроений был бы практически неизбежным.

Уж нечего и говорить о том, какой резонанс победа националистической и антидемократической коалиции вызвала бы на Западе; о кредитах и инвестициях пришлось бы забыть.

Дожили. От коммунистов избавились — так вот к чему пришли… Значит, прав знаменитый польский диссидент Адам Михник, сказавший, что национализм — это последняя стадия коммунизма?

Да, в Америке не принято «открывать душу», пространно обсуждать с малознакомыми людьми личные проблемы, вообще интересоваться жизнью и трудностями другого человека, но в этом проявляется не только и не столько равнодушие и черствость, как полагает большинство живущих в Штатах русских, сколько тщательно оберегаемая «прайвеси», свой частный мир, в который не хочется допускать чужих, равно как и нежелание показаться бестактным и назойливым, нарушая «прайвеси» другой личности. Это — возможно, гипертрофированное и иногда чрезмерное уважение к частной жизни. В то же время американцы ничуть не менее отзывчивы и участливы, чем любой другой народ, в случаях, когда требуется их помощь.

Человеческое общение в Америке, вопреки довольно распространенному мнению, имеет более широкий размах, чем где бы то ни было; количество всевозможных добровольных ассоциаций, «кружков по интересам» просто невообразимо. Когда я преподавал в университете Хофстра на Лонг-Айленде, я жил в домике отставного профессора и его жены; дважды в месяц они с группой друзей и знакомых, числом около двадцати человек, собирались по очереди дома у кого-либо из этой неформальной группы для обсуждения заранее намеченной книги, отобранной путем голосования, — и это, оказывается, продолжалось в течение двадцати лет! Я узнал, что это весьма распространенная форма общения в Америке; обсуждались книги как художественные, так и общественно-политического характера. Вообще американская интеллигенция читает довольно много, в книжных магазинах всегда полно людей, количество ежегодно публикуемых книг и журналов способно потрясти воображение. Велик интерес к искусству, к симфонической музыке, живописи; однажды, чтобы попасть на выставку картин Вермера в Вашингтоне, мне пришлось простоять в очереди часа три.

Накануне я уже слышал по радиоприемнику, включив Би-би-си, какого сорта люди оказались в центре политического кризиса, что представляют собой все эти баркашевцы и макашевцы. Сомнений нет: в атаку двинулась самая черная реакция. О Руцком и Хасбулатове говорить нечего, это просто амбициозные мелкие политиканы, а вот те, кто взял в руки оружие и, прикрываясь лозунгом защиты Конституции и закона, грозит свергнуть «ельцинский режим» — это реальная и страшная опасность. Эти начнут убивать и сажать, громить и запрещать. «Красно-коричневые» — это вроде бы противоестественное сочетание приобретает зловещий смысл. А почему, собственно говоря, противоестественное? Опять вспоминаю слова Гитлера о том, из кого может получиться хороший нацист. Сошлись люди, казалось бы, противоположных мировоззрений: одни — за «Россию, которую мы потеряли», даже за монархию, для них Октябрьская революция — катастрофа, совлекшая святую Русь с ее указанного православием пути, другие — за великое знамя Ленина — Сталина. Но и те и другие — люди одного склада, одной группы крови, их объединяет бешеная ненависть к демократам, либералам, западникам, евреям. Здесь собрались в кучу и коммунистические недобитки, те, кто были всей душой за ГКЧП, но не успели организоваться или просто струсили, не отважились тогда, в 91-м, защищать Советскую власть, а теперь хотят загладить тот позор и собственную слабость, взять реванш, и те, кто в советские времена не решались открыто высказать свои симпатии к нацизму и расизму, а сейчас чувствуют: все можно, даже поднять знамя со свастикой.