Олжас Сулейменов

В. И. Стеллецкого шокирует эта картина, и он предложил перевести — «и с милою на кровать»...

Если бы мне пришлось иллюстрировать «Слово», я воплотил бы в красках все сочиненные толкователями образы. И этот эпизод просится под кисть.

Степь, политая кровью трава; разбросаны тела литовцев с помятыми шлемами. Среди поля широкого стоит деревянная кровать с никелированными шишечками. На ней лежит возбужденный Изяслав с любимым человеком (признаки пола коего прикрыты фиговым щитом). А вокруг кровати — трупы, а на них — вороны...

Одни эти кощунственные, обескураживающие галицы могут достойно представлять подлинную древность памятника, ибо ни один писатель России XVIII века не допустил бы такого высокого моветона по адресу доблестных предков. На частном, древнерусском материале Автор попытался коснуться нравственной проблемы общечеловеческой значимости — «свой неправ».

Практика мировой литературы сохраняет считанные примеры подобного откровения. А возможно оно лишь по отношению к современникам автора. Фальсификатор же, сочиняя лжеисторическую повесть, даже возвышаясь над уровнем науки и литературы XVIII века, не мог бы угадать подлинные намерения Игоря и уподобить его воинов стаям галиц, слетающихся на падаль.

Первое время читателей «Слова» шокировало и то, что воины Всеволода «скачутъ аки серые волци в поле».

Ни в одном памятнике после «Слова» христианин не уподобляется серому. (Этот положительный образ идет со времен дохристианских культов. В тюркской и монгольской фольклорных традициях волк — образ мужества. Сравнению с волком удостаиваются не многие герои. Волк — один из авторитетнейших тотемов степного культа. В некоторых генеалогических легендах тюрки и монголы ведут свое происхождение от волка. Вспомните и древнерусский культ волка)

Психологически необходимость отрицательного имени — лжеэтнонима оправдана. Этнически и расово отличные миры находят Друг другу универсальные определения, в основу которых подчас ложатся весьма общие характеристики.

1. В дохристианской Руси функцию обобщающего имени кочевников несли слова — языги, язычники — т. е. степняки (от древнетюркского йазык — степь, равнина).

Церковь придала этому лжеэтнониму новое значение — нехристиане, нехристи. В связи с этим он теряет конкретную направленность, им нарекают уже не только степняков, но и литовцев, и русских, не принявших истинной веры. Потребовалось новое имя для кочевников.

2. У греков заимствуется «немас» — пастух. Проходит стадию «народной этимологии», превращается в «немее», «немец» (корень совпадает с «нем» — т. е. дикоговорящий, неговарящий, непонимающий). Приложилось к западным народам, языков которых славяне не понимали.

3. Известно слово «паган», но церковники и ему со временем добавляют смысл — нехристь (старославянское «погань» — язычник, варвар, болгарское «поганен» — язычник, славянское «похан», древнепольское — «поган», современное польское «поганин», литовское «пагонас», латышское «паганс»). Сейчас производят от латинского «паганус» — сельский, новогреческого «паганос» — мужицкий (Фасмер и др.)

наши друзья сочли наши критические замечания слишком резкими по форме. Мы хотели бы указать им и всем придерживающимся принципа непротивления злу, чт

Текст, стало быть, принимает у Стеллецкого такой вид:

нощь стонущи ему грозою

птичь убуди,

свистъ зверинъ въ ста(да) зби.

Дивъ кличетъ връху древа.

И перевод:

ночь стонала ему грозою,

птиц пробудила,

свист звериный в стада их сбил.

Див кличет с вершины древа.

Поляне — не племенной этноним, а сословный. Этого не поняли следующие поколения древнерусских историографов, которые и «древлян» как (обобщенно назывались предки восточных славян, т. е. древние), толковали от «древо» (с ними согласны и современные нам исследователи). Выяснив таким образом «типовой проект» этнонимов, созданных до них, эти книжники сочиняют и «дреговичей» от дрегва — болото. То есть, если поляне — жители полей, древляне — насельники лесов, то людей, живущих в болотистых местах между Припятью и Западной Двиной, естественно назвать дреговяне, или по морфологической схеме, свойственной уже эпохе этих неологистов, — дреговичи.

Если бы мне пришлось иллюстрировать «Слово», я воплотил бы в красках все сочиненные толкователями образы. И этот эпизод просится под кисть.

Степь, политая кровью трава; разбросаны тела литовцев с помятыми шлемами. Среди поля широкого стоит деревянная кровать с никелированными шишечками. На ней лежит возбужденный Изяслав с любимым человеком (признаки пола коего прикрыты фиговым щитом). А вокруг кровати — трупы, а на них — вороны…

Один же Изяслав сын Васильков
позвонил своими острыми мечами о
шлемы литовские,
«притрепал» славу деду своему Всеславу,
а сам под красными щитами
на кровавой траве «притрепанный»
литовскими мечами
исходил юной кровью.
А тот сказал: Дружину твою,
князь, птиц крылья приодели,
а звери кровь полизали.
Не было тут брата Брячеслава,
ни другого — Всеволода. Один ты
изронил жемчужную душу из храброго
тела через златое ожерелье…)
«Исходить кровью» — устойчивое сочетание во многих славянских языках. Значение его — «умирать от потери крови» (Даль)

Охота с ловчими птицами на лебедей, журавлей, уток, цапель и коршунов ценилась больше других охот. И потому за хорошую ловчую птицу (из соколов чаще всего за кречета) платили огромные деньги… Нередко, заключая мир, какой–либо князь, государь или хан в одном из пунктов высокого соглашения требовал: «И прислать десять хороших кречетов».

После неудачной битвы с турками при Никополе (1386 г.) французский король Карл VI выкупил двух своих маршалов де–Бусико и де ля Тремогля за несколько кречетов. А герцог Бургундский добился освобождения своего сына у тех же турок за дюжину ловчих птиц. Иван Грозный, желая поладить с Англией, посылал в подарок королеве Елизавете русских кречетов, но отказал в этой же милости Стефану Баторию, написав: «Были прежде у меня кречеты добрые, да извелись».

Способность увидеть вопрос в толпе восклицательных знаков,— редкое качество.