Евгения Пастернак

Но мы считаем, что главное мы угадали и предсказали — время всегда хорошее!
И пусть настоящий 2018 год будет лучше того, что мы описываем!
А 2019-й еще лучше!
С любовью и уверенностью в том, что все будет хо­рошо.
Ваши авторы

От мамы пахло духами, вином и таким счастьем, что я вжался в нее покрепче. Хотел на всю жизнь пропитаться этим запахом.

— Мы почти пришли, — выдавила из себя Алка.
— Почти — это еще не пришли. Иногда самый маленький шаг решает все. Один шажок — и его можно сделать. Или не сделать… Ох, прости, заболтался. Мне сюда.

— И запомни, — сказал ей в спину Яков, — любую проблему нужно решать. Так или иначе, а то она загниет и начнется сепсис. И без эмоций, спокойно.

Шаг можно сделать. Или нет.

Шагнуть. Там свет. Иль тьма. Привет

тому, кто может сделать шаг.

Или не сделать. Он дурак?

«Хоть бы нас назад в прошлое не вернули! — повторял я про себя. — Никогда-никогда!»

Я минутку посидела, думая, как же его утешить, потом взяла за руку и начала рассказывать:
— Знаешь, а будет время, когда всем будет наплевать, в какой ты партии.
— Что значит «в какой»? Она одна!
— Будет не одна. Будет много. И все будут бегать и просить: «Вступите в нашу партию, вступите в нашу партию».

— А так и жили. И, между прочим, радовались! — Баба Люба снова заулыбалась. — Потому что война кончилась! Потому что не стреляли, не бомбили. Потому что не надо было на дорогу каждую секунду оглядываться, не едут ли каратели… Так что время и тогда было хорошее, и сейчас отличное, а будет еще лучше!

Тебя могли не только без партбилета оставить, но и в волюнтаризме обвинить.

Ты только не плачь, — сказала я шепотом. — Не плачь и не кричи. Просто скажи мне, какой сейчас год.
— Тысяча девятьсот восьмидесятый, — тоже шепотом ответила мама. А потом добавила жалобно: — Оль, тебе плохо? Может, скорую?
— Нет, не надо. Я посплю.
Я натянула на себя одеяло и отвернулась к стенке. Спать не хотелось. Хотелось умереть.