Шанталь Акерман

Больше всего я люблю то время дня, когда я чувствую, что у меня есть жизнь, когда я быстрым шагом иду купить сигарет. Внезапно я становлюсь человеком. Свободным человеком, у которого есть дело. А сегодня особенно, потому что после стольких серых дней выглянуло солнце

Я понимаю. Я почти всегда всё понимаю, хотя мне порой хотелось бы не понимать.

И тогда у меня болит сердце

Яркое солнце, не по сезону, как и эта смерть

К счастью, я думаю об этом редко, иначе бы у меня всё время болело сердце, а оно и так у меня часто болит и иногда меня достает, что оно так часто болит, — тогда я пытаюсь не думать о куче вещей, но это бесполезно, потому что у меня всё равно болит сердце, тогда я ложусь и засыпаю, я очень много сплю по жизни.

А когда жизнь хорошая, не думаешь, что каждый день понемножку умираешь. Думаешь о том, что жизнь хорошая, что за прекрасная штука жизнь, и пользуешься этим, и тогда уже не спишь столько. Пользуешься и живешь. Всё годится для жизни, и любая ерунда смешит.

Усталость всё извиняет.

Мы любили друг друга, расстались, не помню почему, и снова любим друг друга.

Но нельзя стать свободной, когда ты пьяная, это только видимость, и тогда на несколько минут, несколько часов, несколько дней иногда возникает чувство свободы. А потом оно исчезает, и начинаешь себя спрашивать: а что, и вправду нужно было разбивать человеку сердце, чтобы насладиться несколькими секундами свободы, которую я теперь называю свободой иллюзорной?

Когда что-то неважно, тогда я могу немного покричать, даже если на самом деле это неважно, и очень горда, что могу. Но когда речь идет о чем-то важном, гнев застревает во мне, и я устаю. Он обращается против меня, и я настолько устаю, что иногда по нескольку дней лежу в постели, спрашивая себя, почему я так устала, ведь я же пью витамины. Говорю себе, наверное, это моя анемия.

Ты жива, это самое главное. И думаем про себя, я, по крайней мере, думаю, жива, но в каком состоянии. С потухшими безрадостными глазами. Нужно ли было возвращать ее из мертвых, спрашиваю я себя. Но она-то хотела жить. Все говорят, что она сильная. А я смотрю на это несчастное создание, исхудалое и встревоженное.