Мария Каменкович

не торопись выносить смертный приговор именем справедливости, когда на самом деле ратуешь только за собственную безопасность

Слова Тома помогли хоббитам заглянуть в сердца деревьев и их помыслы, зачастую темные и непостижимые, полные ненависти ко всему, что свободно ходит по земле, что грызет, ломает, рубит и жжет — ко всем убийцам и захватчикам.

Сауроновой скверны до конца выкорчевать не удастся никогда. Не удастся и вернуться к тому, что было прежде… Однако нам выпало жить именно в эти дни. Вперед же — в путь, который мы избрали!

Я боюсь просидеть всю жизнь под замком, боюсь дождаться дня, когда усталость и годы примирят меня с тюрьмой, когда надежда совершить великое исчезнет, забудется и перестанет волновать сердце.

Теоден разрешает вам войти. Но оружие, включая посох, придется оставить у порога под присмотром привратников.

Ты можешь оградить себя стеной и запереться от этого мира, но самого мира тебе не запереть.

Саруману ясно было показано, что его голос утратил прежнюю власть над душами. Нельзя быть и тираном и советчиком одновременно. Когда замысел созрел, его уже не скроешь. Саруман угодил в западню: он попытался изловить свои жертвы по отдельности на глазах у них самих!

Старческая несмысленность? – переспросил Гэндальф. – О нет! Ты упокоишься в могиле прежде, нежели выживешь из ума, о Повелитель! Ты сумел выгодно использовать даже собственную скорбь. Неужели ты думаешь, я не понял, ради какой цели ты битый час расспрашивал о столь важных вещах того, кто знает гораздо меньше, чем я, а ведь я сидел рядом!