Марк Моффетт

Типичное общество включает все разнообразие отношений, хороших и плохих, дружеских и враждебных. Принимая во внимание, что сотрудничество может процветать как внутри самих обществ, так и между ними и там, где нет обществ вообще, лучше рассматривать общество не как объединение занимающихся совместной деятельностью индивидуумов, а как определенный тип группы, в которой каждый обладает чувством принадлежности, обеспечиваемым за счет стойкой общей идентичности. Принадлежность к обществу (у людей) или к сообществу (у других видов животных) – это вопрос «да/нет», и неоднозначность – крайне редкий случай.

Члены общества объединены идентичностью независимо от того, взаимодействуют ли они регулярно или желают выручить друг друга, хотя общая принадлежность может быть твердым первым шагом к превращению таких отношений в реальность.

Сообщество больше всего конкурирует с другими сообществами, принадлежащими к тому же биологическому виду. Лучшая защита – это нападение. Обычный способ завладеть ресурсами сородичей – защищать не сами «активы», а заявить права на территорию, где они находятся. Территориальность – это выход, если участок можно полностью контролировать или по меньшей мере занять доминирующее положение. Поэтому виды используют один из подходов к выстраиванию международных отношений: возведение стены. У живущих в раковинах цихлид это настоящие стены из песка, сооруженные между комплексами апартаментов, занимаемых разными группами, а млекопитающие, такие как волки и гиеновые собаки, метят свои территории с помощью запаха. Луговые собачки используют преимущества визуальных ориентиров, таких как камни или кустарник; тем не менее даже границы, проведенные через открытое пространство, остаются неизменными и передаются от родителя потомству. Грызуны точно знают, где они находятся, и защищают свою территорию, изгоняя или убивая правонарушителей. Если виду свойственна территориальность, то его сообщества можно идентифицировать, просто нанося на карту передвижения животных, и таким образом показать, что отдельные группы занимают разные участки.

Виды, у которых члены сообщества уходят друг от друга на гораздо большие расстояния, часто ассоциируются с превосходными сенсорными способностями. Слоны слышат звуки, издаваемые их компаньонами, на расстоянии нескольких километров. Хотя человеку может показаться, что пара отдыхающих под деревом слонов изолирована от тех, что поедают листья вне поля зрения, животные, постоянно издавая низкочастотный звуковой сигнал, рокот, поддерживают связь. Такая способность общаться на дальних расстояниях позволяет членам основной группы, находящимся далеко друг от друга, координировать свои действия[82]. Пусть слоны и разбредаются, но они (если только не уйдут очень далеко) могут знать о перемещениях друг друга больше, чем павианы в компактном стаде.

Таким образом, перефразируя известное выражение, близость – в глазах смотрящих (или ушах, или носах), и даже животные, для которых характерно слияние и разделение, могут запаниковать, если окажутся в настоящей изоляции. Исходя из вышеизложенного, для того чтобы действовать согласованно или, по крайней мере, результативно реагировать друг на друга, для членов сообщества имеет значение не то, насколько близко, на наш взгляд, они находятся друг к другу, а знание о местоположении других. Это может быть знание о ситуации на ограниченном локальном участке, как у павианов, или на гораздо большем пространстве, как у слонов. Члены сообщества находятся вместе до тех пор, пока они знают друг о друге.

Способность вспоминать других, вероятно, была необходимым первым шагом к эволюции сообществ у позвоночных животных[104].

Подобные способности у животного могут показаться удивительными, но многие позвоночные способны хранить информацию о других своих соплеменниках, относя каждого к категории, которую мы (вид, использующий речь), вероятно, назвали бы «гражданин», и затем дальше классифицируют своих сородичей в рамках этой группы[96]. Так, павианы различают ранг, семью и коалиции внутри стада и используют эти категории для предсказания поведения других. Например, поскольку самки преимущественно наследуют свой социальный ранг от матерей, формируя сети поддержки, называемые матрилиниями, павианы ожидают, что самка с низким статусом – не важно, насколько она напориста, – отступит при прямом столкновении с самкой высокого ранга, независимо от того, насколько та слаба или пуглива. Действительно, «в уме павианов… социальные категории существуют независимо от их представителей», как сказали биологи Роберт Сейфарт и Дороти Чени[97]. Несомненно, это применимо не только по отношению к матрилиниям павианов, но и к их сообществам – стадам.

Антропологи говорят, что нашему виду «не требуется постоянная пространственная близость», потому что мы не только помним других, но также сохраняем взаимоотношения с людьми, которых не видим в течение долгих периодов времени (и даже поддерживаем отношения с помощью посредников – друзей наших друзей и т. п.). Для нас доверие легко восстановить и так же легко вновь разжечь подозрения[110]. Такое «избавление» свойственно и другим млекопитающим, и члены сообщества мирно воссоединяются после продолжительного отсутствия. Существует множество данных о животных, которые узнают других, несмотря на произошедшие с возрастом изменения, и возобновляют отношения без промедления. Биолог Боб Ингерсолл вспоминал о своем посещении шимпанзе, которая не видела его больше 30 лет: «Сначала она действительно не узнала меня, а я – ее. Потом я спросил: “Мона, это ты?” И она сразу же показала мне знаками: “Боб. Обнимаю обнимаю обнимаю”»[111].

Шимпанзе нужно знать всех.
Муравьям не нужно знать никого.
Людям нужно знать лишь кого-нибудь.

Муравьи, живущие так же, как предки листорезов, до сих пор существуют, и уровень сложности их социальной организации почти столь же невысок, как и у муравьев с челюстями-капканами. Такие сообщества включают от нескольких десятков до нескольких сотен рабочих, выращивающих сады с дикими грибами; во многом они похожи на маленькие человеческие племена, которые часто выращивали дикорастущие виды, взятые в дикой природе и только те, что были им необходимы, на маленьких участках земли рядом с простыми жилищами. Двадцать миллионов лет назад, задолго до появления Homo sapiens, некоторые из этих едва заметных муравьев ввели в культуру свой гриб – он стал зависеть от попечения муравьев[142]. Модифицированный таким образом гриб перестал размножаться в дикой природе, но теперь его можно было выращивать в культуре в невероятных объемах; численность населения колоний резко возросла, почти так же, как выросло население в человеческих обществах после перехода к земледелию в таких местах, как, например, долина Нила, благодаря обеспечению за счет введенных в культуру злаков.

Люди выработали маркеры идентичности по той же причине: от них могут зависеть наша безопасность и благополучие. Психолог Гордон Олпорт, основоположник психологии личности, объяснял, что «человеческий разум должен мыслить с помощью категорий… от этого зависит упорядоченная жизнь»