Джон Хиггс

Как скажет позже Уильям Гибсон, американский писатель-фантаст: «Будущее уже здесь. Просто оно еще неравномерно распределено».

Внезапное появление 4,6 миллиарда людей, которым пришлось потребить 450 дополнительных квинтиллионов джоулей энергии и произвести на 40 триллионов долларов товаров и услуг, в сущности, и нужно выносить в заголовок любого рассказа о XX веке. Это событие несравнимо важнее любых других.

В Средние века монастыри получили странный юридический статус. Ими зачастую управляли монахи, которые давали обеты личной бедности и, значит, не могли номинально владеть имуществом или нести юридическую ответственность за монастырские владения. Чтобы устранить это неудобство, папа римский Иннокентий V повелел рассматривать монастыри как субъекты права, чтобы они таким образом стали юридическими персонами. Замечательно, что он дал этому термину определение, в котором оговорил, что у юридической персоны нет души. А не имея таковой, персона не несет обычных для обладателя души обязательств и не подпадает под этические установки.

к 1880-м американские суды — возможно, ради собственного спокойствия — повсеместно признавали, что корпорации — это персоны. Таким образом на корпорации распространялись все права и свободы, гарантированные 14-й поправкой. Это был ловкий ход: он давал им право одалживать деньги, покупать и продавать имущество и судиться друг с другом. Но корпорации не превращались в людей. Человека, преступившего закон, можно отправить за решетку. Корпорацию в тюрьму не посадишь, а страх заключения — важный фактор, регулирующий поведение людей. Другое отличие — в том, что люди рано или поздно умирают. Корпорация теоретически может жить вечно. Смерть — необходимая часть естественных экосистем; в частности, она не дает им чрезмерно разрастаться.

Отчасти корпорации смогли так динамично расти из-за экстерналий. Экстерналии — это финансовые следствия некоторых действий, не сказывающиеся на организации, их вызвавшей. Они бывают позитивными и негативными, но те, что создаются организациями, стремящимися снизить свои расходы и увеличить прибыли, обычно негативны. Если фабрика забирает из реки столько воды, что фермеры ниже по течению больше не могут орошать свои наделы, то убытки этих фермеров никак не скажутся на бухгалтерских книгах фабрики. Согласно им, эти убытки — ничего не значащие экстерналии. Среди других примеров экстерналий можно назвать шумовое загрязнение, системные риски для банковской системы, вызванные безответственными спекуляциями, и выброс парниковых газов.

В общем, экстерналии — это зазор между бухгалтерией и реальной действительностью. Они разрывают важнейший цикл обратной связи, который удерживает сложную систему в равновесии и порядке, помогает ей саморегулироваться.

В античной истории есть понятие омфала. Омфал — это центр мира, или, точнее, место, где культура установила этот центр. В религиозном смысле омфал считался связующей нитью между землей и небесами. Его называли пуповиной мира

Вселенная же, по словам, которые приписывают английскому астрофизику сэру Артуру Эддингтону, оказалась не просто «страннее, чем мы себе представляем, она страннее, чем мы можем представить» [10].

Появление нью-эйджа высвечивает то, как повлиял на эмоциональную составляющую человека сдвиг перспективы в начале XX столетия. То, что это произошло, — само по себе примечательно, ведь спонтанные и обширные духовные сдвиги, затрагивающие значительную часть людей, в истории редки. Нью-эйдж отверг иерархическую духовность, сосредоточенную на поклонении Господу, и выдвинул на роль духовного авторитета личность каждого человека. Это принесло в духовной жизни почти те же самые плоды, какие принес в культуре постмодернизм. Появилось множество зачастую противоречивых точек зрения, породивших пеструю мешанину из мировых религий и духовных практик в разнообразных прочтениях. Здесь нашлось место астрологии, даосизму, шаманизму, таро, йоге, экологии, каббале, «человеческому потенциалу», традициям древних мудрецов и многому другому. Рассматривались любые учения, где высвечивалась двойственная роль практикующего: одновременно цельной личности и части чего-то большего. Нью-эйджеры свободно выбирали учения каждый для себя и отбрасывали ненужное. Эти люди стали потребителями духовного на рынке конфессий и школ. Что крайне раздражало тех, кто сохранял веру в существование абсолютной истины.

Большинство людей, ученых и обычных, бессознательно занимают позицию мультимодельного агностицизма. То есть объясняют мир, применяя множество моделей, подчас противоречащих друг другу. Такой агностицизм не утверждает, что все модели равноценны, поскольку среди них есть более и менее полезные, а польза еще и зависит от ситуации. Он не тревожится бесконечным числом интерпретаций — в этом нет практического смысла — и при этом сознает, что единственно верной интерпретации не бывает. И он не будет отрицать реальное существование предмета лишь потому, что наше понимание его — культурный или языковой конструкт. Вещи бывают реальны, даже когда наше понимание их несовершенно. Так что мультимодельный агностицизм отличается широтой взглядов. Его приверженцы редко занимают непрактичные крайние точки зрения, почему, видимо, и не снискали особого успеха в редакциях научных постмодернистских журналов.

Мультмодельный агностицизм знаком любому ученому. У науки нет общей теории всего, а есть множество альтернативных, противоречащих друг другу моделей, каждая из которых работает на своем уровне и в определенных условиях. Хорошей иллюстрацией может служить спутниковый навигатор в машине. Его микропроцессор работает по законам квантовой механики, спутник, с которым он сверяет свое положение, запущен на орбиту в соответствии с законами Ньютона, а чтобы данные спутника были точными, потребовалось знание теории относительности. Хотя квантовая, Ньютонова и Эйнштейнова модели противоречат друг другу, спутниковая навигация работает.