Разговоры с друзьями

В постели у нас все складывалось, как в оригами

Я повесила трубку. Потом я умыла лицо холодной водой – то самое лицо, что всегда у меня было и будет до самой смерти

В погожие дни мы с Бобби гуляли по пустынным дорожкам, пинали листья и обсуждали смысл пейзажной живописи или что-то вроде этого. Бобби считала фетишизацию «девственной природы» по сути патриархальной и националистической.

последнее время у меня такое чувство будто я наблюдаю за тем как ты исчезаешь

Бобби: если посмотреть на любовь не как на межличностные отношения

Бобби: а попытаться представить ее как социальную систему ценностей

Бобби: то она одновременно противоположна капитализму, поскольку бросает вызов аксиоме об эгоизме

Бобби: которая диктует всю логику неравенства

Бобби: и в то же время подчинена ему и его поддерживает

Бобби: то есть матери самоотверженно растят детей без всякой выгоды

Бобби: что, казалось бы, в определенном смысле противоречит логике рынка

Бобби: а на самом деле это просто функция, бесплатно обеспечивающая рабочую силу

Я: да

Я: капитализм использует «любовь» ради прибыли

Я: любовь – это дискурсивная практика, а неоплачиваемый труд – результат

Я: в смысле я понимаю, я так-то против любви

Бобби: это банально, фрэнсис

Бобби: мало говорить что ты против, надо что-то делать

Добра ли я? Трудно сказать. Я опасалась, что, если однажды разберусь, какой же я человек, окажется, что я недобрая. Неужели этот вопрос волновал меня только потому, что, будучи женщиной, я считала, будто обязана ставить чужие потребности выше собственных? «Доброта» – просто очередной способ подчинения в конфликте? Именно об этом я подростком писала в дневнике: как феминистка я имею право никого не любить.

Несуществовавший ребенок перешел в новую категорию небытия – не то, что исчезло, а то, чего никогда и не было. Ощущение было дурацкое, и недавние мысли о беременности казались прискорбно наивными

Я самосовершенствуюсь, думала я. Я стану такой умной, что никто меня не поймет

Тем утром, как и предыдущим, я ничего не сочинила. Читала длинные интервью со знаменитыми писателями, подмечая, как мало у меня с ними общего

Бобби сказала: когда она пьет красное, у нее рот, – и она рукой очертила свой. Мелисса протянула мне бокал и сказала: а, я понимаю. По-моему, ничего страшного. В этом есть что-то дьявольски притягательное. Бобби с нею согласилась. Словно крови напилась, сказала она. Мелисса рассмеялась и сказала: да, жертвенных девственниц