Сон разума

Когда жалость нестерпимо мучает меня, что остается мне, как не кидать камни в тех, кто ее вызвал?

Не помню уж, как нам пришла и голову эта идея, я лишь чувствую вновь охватившую нас тогда скуку, усталость, смутное, но сильное желание сделать то, что принято называть злом.

Все несет печать уничтожения, и смерть бодрствует даже во сне.

Ангел дрожит от холода под стальной кирасой, сложив крылья, а на дне его глаз горит синее спиртовое пламя.

Получил предупреждение. Разорвал письмо. Ничему не поверил. Принял все за чистую монету. С кем-то встретился. Перехватил сообщение. Но со всем смирился.

Сто лет назад — скажем, лет сто — опиум был дешевле алкоголя в английских городах, и бедняки травились им, чтобы заглушить голод.

Худой, согнутый, как складной нож, человек с дымчатыми глазами созерцает паутину.

Меловые пятна электрического света неровно освещали паразита, чья гладко натянутая кожа блестела как воздушный шар, играли на лицах веселящихся ночных чудовищ, зажигали стекла, которые одна старуха носила как пенсне.

— Когда жалость нестерпимо мучает меня, что остается мне, как не кидать камни в тех, кто ее вызвал?

Во снах бывает: забыто слово, утерян жест, не совершен обряд, покров лежит на том, что должно быть явлено, отсутствие переходит в казнь, ломка, ад верующих.