Кажется Эстер. Истории

Наверно, природа давно уже вобрала в свой круговорот все виды насилия, тяжелый топот армий на марше, умирающие от голода богатые деревни, воронки от взрывов, захоронения и незахороненных, а там, где мы еще только ищем покоя, давно свершилось превращение, и с каждым вздохом, каждым надкусом яблока мы становимся частью этого круговорота, частью всеобщей интоксикации, частью преступления, которое мы не совершали, однако незнание законов природы не делает нас невинными, не освобождает от греха. Если Каин убил Авеля, а Авель был бездетный — кто мы тогда?

Если Каин убил Авеля, а Авель был бездетный — кто мы тогда?

Эти слова полагалось носить в сердце, они по всей стране заменяли нам память, от них было не уйти, ибо они оказались пророческими во всей своей очевидной правоте, но и своей скрытой ложью, ведь нас призывали не забывать никого и ничего, чтобы мы тем легче забывали всех, кто забыт, и все, что забыто.

Другие будто с неба свалились, не пускали корней, болтались туда-сюда, почти не касаясь земли, повисая в воздухе вопросительными знаками, этакими застрявшими в кроне дерева парашютистами.

Иной раз именно крупица поэтического вымысла делает воспоминание подлинно достоверным.

анекдоте про Абрашу, который покупает яйцо за десять рублей, варит и, сварив, за те же десять рублей продает, а на вопрос, в чем выгода, отвечает: «А навар?»

это у нас традиция такая — поздравлять родителей с днем рождения детей, пусть даже те давно выросли и живут где-то далеко.

Почему сама она выжила, сегодня уже никто не знает, вероятно, благодаря мелькнувшей у кого-то из погромщиков мысли, что важна не смерть, а власть над душой человеческой.

Шутка важнее правильного ответа, красное словцо ценнее любой практической пользы.

Hey, Jude, — звенело во мне, — and any time you feel the pain, hey, Jude, refrain» [38]