Крутится-вертится

зимний вечер, в снег и слякоть

новенький снежок из тучи

Говорят, что я — того,
В голове, мол, каша.
Это правда, я Того,
И всё больше я — Его,
И всё меньше ваша.

От заключения простого,
что Пушкин не читал Толстого,
какой-то холод в животе:
и мир не тот, и мы не те.

Кто валялся в моей постели,
всё мне скомкал и скособочил?
Кто рассиживался на стуле
и поставил его не так?
Кто прикончил мою овсянку,
накалякал в моей тетрадке,
и удрал навсегда в окошко,
и медведей моих унёс?

Если воздух дороже супа,
поводок натягивать глупо.
Под хозяйским иду приглядом,
выполняя команду «рядом».

Надо опытным стать беглецом,
Чтоб, ещё не достигнув предела,
Обернуться к погоне лицом
И спросить — в чём же, собственно, дело.

Это вовсе не больно — нож в спине:
В первый миг — ощущение холода
И саднит, как серьга (терпимо вполне),
Если мочка свежепроколота.

Это очень удобно — нож в спине:
С ним живёшь себе втихомолку...
А когда прирастёт, удобно вдвойне:
Можно даже повесить кошёлку!

В зимний вечер, в снег и слякоть
Страж мой верный, ангел мой
Посылает мне троллейбус,
Самый тёплый и сухой.

Ночью тёмной и огромной
С полки сбрасывает мне
Книжку давнюю, родную,
О неведомой стране.

В липкий, душный полдень летний
Он, погоду не кляня,
На скамейке у фонтана
Держит место для меня.

И в толпе, хоть раз в декаду,
Страж мой милый, ангел мой
Для меня организует
Восхищённый взгляд мужской.

Так чего же мне бояться?
И на что же мне роптать —
Что не можно с ним обняться?
Шкурку сжечь? Врасплох застать?

Чего бы проще: с этакой страной
Расстаться? Да она и слёз не стоит!
Пусть в метриках ей пишут: «Отказной
Ребёнок-даун, внешне монголоид,

Характер тихий, но порой вязать
Приходится. Лакает водку с чаем.
Протянешь руку — может облизать,
А может откусить. Необучаем».

Всего-то шаг до вольного житья:
Бумажку подписал — и прочь сомненья.
Глядишь, американская семья
Ещё заплатит за усыновленье!

Но всё нас тянет в эту маету,
Всё верится: в диагнозе ошибка,
И нам сияет в аэропорту
Кириллицы щербатая улыбка.