Я не тормоз

У меня в голове всё ещё звучала эта музыка, печальная, но не безнадёжная.

Просто я всю жизнь думала: я театральный художник. Мне бы шанс! Я бы! Такое им! И тут. Вот он, шанс. И мне страшно. Что на самом деле… я… обычная серая бездарность…
Это она думает, я ей сейчас буду доказывать обратное, да?
— Знаешь краткое пособие для начинающих?
— Какое?
— Начни, — сказал я. — Прямо сейчас. Давай.

Теперь никто не скажет мне, что я ничего не стою, что я ничего не сделал в жизни. Я сварил макароны.

Без музыки и без искусства вообще человек не может. Это единственное, что удерживает его. На самом краю.

Человеку плохо. Это так странно; вокруг такая осень! И мне страшно хорошо (ну, до этого момента было хорошо), такая придурочная радость ниоткуда, просто от скорости и неба. А тут человеку плохо, плохо как!

— Я думал, вы тут ищете что. Ну, собираете.
— Нет, — объяснил Яша, — ну как, собираем, конечно. Но не вещи. Память. Понимаешь, жутко как. Люди здесь жили всю жизнь. И ничего, ничего от этой жизни не осталось…

— А чего ты так, налысо? — спросил я наконец.
— Захотелось, — ответил Яша. Спокойно так.
А потом добавил:
— Захотелось изменить жизнь. Многое. Против течения поплыть. А то течение, знаешь… Мало ли куда унесёт. Хочу сам.

— Дети, — вдруг говорит мама. — Если с нами что случится, вы ведь друг друга не бросите? А?
— Конечно, — говорю я, — мы пойдём по дворам; Лёвка будет петь, а я на руках ходить… О, мам, научи меня на руках? Подержишь за ноги?
— Ну вас, — говорит мама и смеётся.
А, кстати, не мешало бы на руках. Раз на ногах никак. Прямо сейчас начну учиться.

У меня иногда бывает столько мыслей в голове; и они все мечутся, как будто в кастрюле сидят под крышкой, ищут выход, тычутся в стенки — бум, бум!

Первый день голову помоешь — нормально; а на второй — уже будто сто лет не мыл.