Куколка

Похоже, Анна Ли и первые трясуны предвидели время, когда миром, грозя его разрушить, будет править если не Антихрист, то уж определенно Мамона — всеобщая страсть к наживе и личному обогащению.

лишен всякой надежды, пока аристократы безнаказанно руководствуются грехом.

Профессия законника, укрывшегося в безопасном лабиринте вычурных терминов (иначе — словоблудия) и жиревшего на бесконечных проволочках и возможности назначать цену своих услуг, таила в себе безграничную власть. Малейшая описка в официальной бумаге, от протокола до приговора, вела к тому, что документ отвергали. Точное исполнение ритуала имело свои оправдания; подобным буквоедством можно бы восхититься, если б не его всегдашний результат — набитый карман законника.

Порою все мы актерствуем, только во имя разных целей.

Понедельник, октября 11-го дня Вечером сего дня в Дублине сапожник, застав жену в постели с другим мужчиной, попросил его продолжать и ни в коем случае не торопиться, после чего поцеловал его по-братски, поблагодарив за то, что тот принял на себя его труды; с женой же повел себя отнюдь не столь любезно, ибо отрезал ей нос почти подчистую и отправил догонять кавалера, дабы узнать, как ему понравится такое дополнение к ее красоте.

Ко встрече с его сиятельством я металась в ловушке и грешила еще безудержнее оттого, что в сердце своем грешить не желала. Чем благопристойнее была я в помыслах, тем бесстыднее в поступках. Вспомни, ведь женщины предназначены к исполненью мужской воли. Знаю, мужчины скажут, что в похоть их заманивает Ева. Но кто не выпускает их обратно? Адам.

О: Сэр, я такого насмотрелся, что сам бы не поверил, услышь от кого другого. В: Вот и поведай, Джонс. Иначе болтаться тебе в петле. Ежели не за душегубство, то за конокрадство. О: Слушаюсь, сэр. (Бормочет на валлийском.) В: Уймись со своей тарабарщиной! О: То молитва, сэр. В: Молитвы не спасут. Только чистая правда. О: Все расскажу как на духу, сэр. Откуда начать? В: С места, где стал врать. Ежели еще не в колыбели.

О: Редко, сэр. С первых же минут она выказала себя жеманной недотрогой. Конечно, ныне курица — и та фурится. В дороге иль за столом взглядом не одарит — дескать, мне недосуг. Не зря имечко-то французское. В: Для горничной не чрезмерно ль этакое жеманство? О: Да нынче они все такие, сэр. Говнюхи, а корчат из себя леди. В: Не выражаться мне! О: Прошу прощенья, ваша милость. В: Другого ее имени не знаете? О: Нет, сэр, откуда? В: А как зовут ту, что служит у Клейборн? О: Не ведаю, сэр, и напарник мой, что указал на нее, тоже не знал. Сказал лишь, что она лакомый кусок и кличут ее Стыдливицей. Похоже, господин, кого мы принесли в портшезе, направлялся к ней. Маркиз И., сэр. В: В ту пору вы служили носильщиком? О: Да, сэр. Бывало, что ничем иным на жизнь не заработаешь. В: Туда частенько доставляли пассажиров? О: Случалось, сэр. Куда закажут. В: Но так и не узнали имен шлюх? О: Нет, сэр. Прознал только, что там самые отборные девки и к ним наведывается половина всех богатеньких старых пердунов… виноват, сэр, всей лондонской знати.

«Мы, нынешние, — продолжил мистер Б., — испорчены своим прошлым, ученостью и историками; чем больше мы знаем о былом, тем меньше ведаем о будущем, ибо мы, как уже сказано, персонажи сочиненья, коим чужой волей предназначено быть добрыми иль злыми, счастливыми иль несчастными — кому что выпадет. Те же, кто устанавливал и обтесывал каменные глыбы, жили до начала сочиненья, в настоящем без прошлого, что нам невозможно представить.

Порою все мы актерствуем, только во имя разных целей.