Пять жизней

Их путь — зеркальное отражение того, что переживала типичная женщина Викторианской эпохи.

Если жена подавала на мужа в суд за побои, но употребляла алкоголь, мужчину почти всегда оправдывали46

в некоторых семьях среднего класса вовлеченность женщины во внебрачные сексуальные связи считалась признаком психического расстройства, и таких девушек предписывалось «лечить». В то время в Кардиффе специализированной психиатрической клиники не было; пациенток отправляли в приют для умалишенных в Кармартене.

Скорее всего, она находилась в частном медучреждении, например в «исправительном доме» для падших женщин или психиатрической клинике. В подобные заведения часто отправляли девушек из семей среднего класса, нарушивших нормы общепринятой морали и вступивших во внебрачную связь.

Татуировки станут популярными лишь в конце девятнадцатого века, а в середине Викторианской эпохи они свидетельствовали о принадлежности к самым низшим слоям общества. Их делали моряки, побывавшие в Азии и Океании, где традиционно украшали свое тело рисунками. Именно моряки привезли в Британию обычай делать татуировки, которые стали прочно ассоциироваться с бедностью, пороком и криминальными наклонностями матросов. Солдаты также набивали свои инициалы, эмблему полка и прочие рисунки на руках и груди. Томас Конвей наверняка повидал немало чернильных змей, сердец, крестов и имен возлюбленных на бицепсах армейских товарищей. Но если мужчинам прощалось подобное осквернение своих тел, поскольку татуировки были признаком мужественности и отваги, то женские татуировки считались категорически неприемлемыми. Тату на теле женщины не только являлось вопиющим нарушением ее невинности и осквернением красоты, но и делало ее мужеподобной

Для обитателей беднейших районов Лондона конец лета означал одно — возможность заработать немного денег на сборе хмеля в Кенте и весело провести время. Сбор хмеля для многих бедняков был неким подобием отпуска: свежий воздух, посиделки вокруг костра, бесплатные бочки с пивом и сидром, которыми угощали фермеры. В сентябре в Кент стекались тысячи горожан: чуть более обеспеченные приезжали на поезде, но большинство шли пешком от самого Лондона. В урожайные годы — например, в 1890-м — в сборе участвовали от пятидесяти до шестидесяти тысяч мужчин, женщин и детей. Фермеры платили по два пенса за бушель[32] и размещали сборщиков в хижинах, сараях и амбарах

Закрылись даже дорогие бордели, c портьерами и зеркалами. Порок ушел в подполье.
Теперь богатые джентльмены — а именно их предпочитали обслуживать элегантно одетые проститутки из Сент-Джонс-Вуда, Бромптона или Пимлико — могли получить приглашение на «частный бал». В особняке где-нибудь на Оксфорд-стрит или в Мэрилебоне снимали несколько залов и приглашали около восьмидесяти гостей: сорок мужчин и сорок женщин. Гости мужского пола оплачивали вход для своих спутниц: деньги шли на аренду залов, оплату оркестра и ужин. У стороннего наблюдателя эта компания джентльменов в цилиндрах и фраках и дам в бальных платьях и драгоценностях не вызвала бы никаких подозрений. Как отмечает автор порнографических мемуаров, писавший под псевдонимом Уолтер, в этих балах не было ничего нескромного или необычного, разве что «никто не называл имен, и любой мужчина мог пригласить на танец любую женщину… а женщины свободно приглашали мужчин». Однако после ужина атмосфера менялась: «танцы становились всё более неистовыми, а проявления похоти — всё более откровенными… Повсюду слышались непристойные разговоры, крепкие словечки, мужчины целовали плечи женщин, кружась с ними в вальсе, а кое-кто танцевал польку и терся друг о друга бедрами, как при совокуплении»1. Когда вечер заканчивался, пары расходились по каретам, чтобы продолжить веселье за закрытыми дверями — в домах у женщин в утопавших в зелени пригородах

В последней четверти девятнадцатого века проститутки всё реже принимали клиентов у себя дома. Многие из тех, кто промышлял на Пикадилли, Хеймаркет и Риджент-стрит, жили в пригороде. Те, кто был победнее, селились в Ист-Энде, а проститутки, обслуживавшие средний класс, — в Челси, Пимлико, Сент-Джонс-Вуде и на некоторых улицах Найтсбриджа и Бромптона. Мэри Джейн Келли поселилась в Бромптоне

Хотя хозяйки борделей среднего и высокого класса помогали девушкам находить клиентов, сама система домов, куда мужчины приходили в поисках женщин, в конце века утратила популярность. Иногда знакомства происходили в письменной или устной форме, иногда — случайно. В частности, Уолтер вспоминает, что получил приглашение в тайный бордель в Мэрилебоне, замаскированный под бутик, когда ехал в поезде. Они с мадам обменялись взглядами, затем разговорились, и она сообщила ему, что владеет ателье и у нее работают только самые красивые девушки. Перед тем как сойти на своей станции, она вручила ему визитную карточку и пригласила «примерить перчатки». Уолтер не сомневался, что мадам заполучила немало клиентов, просто подсаживаясь к ним в поездах и в общественном транспорте9

Район вокруг Пикадилли и Лестерской площади являлся центром элитной секс-торговли. Однако проститутки работали по всему Лондону, в том числе в других частях Вест-Энда. В начале 1880-х годов район между Стрэндом и вокзалом Чаринг-Кросс по-прежнему оставался любимым местом уличных проституток, как было еще сто лет тому назад. Другие улицы Вест-Энда — к примеру, Брюэр-стрит и Лайл-стрит к северу от Лестерской площади — облюбовали женщины постарше, услуги которых стоили дешевле15. Примерно тогда же проститутки стали промышлять ближе к вокзалам — Юстонскому, Виктории и прочим — и в многолюдных районах, возле гостиниц и кварталов съемного жилья.