Людмила Галичий

Её любовь достигла той черты, за которой кончается эйфория и начинается страдание.

он.
— Я женщина, и моё дело — примирять во имя созидания, — ответила она.
— А я мужчина, и моё дело — сеять вражду во имя разрушения! —

В представлении Дика истинный аскетизм выглядел совершенно иначе: он был для него не целью, а средством. Да, он не чужд самоотречения во имя высоких идеалов, но добровольно загонять себя в тесные рамки предрассудков прошлого века, тем самым точь-в-точь повторяя судьбу своих пусть даже и знаменитых предков — это было выше его понимания. Тот затхлый мирок, в котором привыкли существовать и Франц, и его возлюбленная, вызывал в нём безотчётную тоску по совершенной иной, исполненной блеска и приключений жизни!