Филипп Гуревич

. На самом деле многие мужчины, связанные с режимом «Власти хуту», отвезли своих жен-тутси в «Миль Коллин», и хотя это, безусловно, вносило свой вклад в обеспечение безопасности отеля в целом, Полю казалось, что такой поступок бросает на этих мужчин тень позора.

— Венцеслас сам знал, что не может защитить даже собственную мать, — говорил Поль. — И при этом был высокомерен настолько, что, когда ехал с ней ко мне, сказал: «Поль, я везу вам свою тараканиху». Вы понимаете? Он говорил о своей матери. Она была тутси! Венцеслас, — продолжал Поль, — был просто… как вы это называете?.. ублюдком. Он не знал своего отца.

ПОЛЬ ВЕРИЛ В СВОБОДУ ВОЛИ. ОН ПОНИМАЛ СВОИ ДЕЙСТВИЯ ВО ВРЕМЯ ГЕНОЦИДА И ДЕЙСТВИЯ ДРУГИХ КАК ЛИЧНЫЙ ВЫБОР. Похоже, он не считал, что его можно назвать праведником, — разве что в сравнении с преступными деяниями других, а эту шкалу он отвергал. Поль посвящал все свои многосторонние усилия задаче избежать смерти — собственной и других людей; но еще больше, чем погибнуть насильственной смертью, он боялся жить или умереть, по его собственному выражению, «дураком». В этом свете выбор «убивать или быть убитым» превращался в вопросы: убивать — ради чего? быть убитым — как кто? — и не создавал особых трудностей.

…и вполне может так случиться с любым из нас, людей утонченных, что мы, пребывая в самой гуще битвы Армагеддона, будем замечать лишь легкое раздражение от дыма взрывов да содрогание земли прямо под ногами.

Элиот, «Даниэль Деронда»

Женщина-парламентарий, сидевшая рядом со мной, закатила глаза. Неотступный акцент Туту на расовом вопросе задумывался как выражение солидарности, но Руанда не была Южной Африкой или Нигерией, и ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ОСТАНОВИТЬ ГЕНОЦИД, АФРИКАНЦЫ СДЕЛАЛИ НЕ БОЛЬШЕ, ЧЕМ КТО-ЛИБО ДРУГОЙ. Так что странно было слышать, что преступление, совершенное руандийцами против руандийцев, трактовалось как преступление против африканской гордости и прогресса и что позор этого преступления был частным делом Африки, а не позором всего человечества. А еще страннее было слышать, как вам велят заткнуться и перестать вести себя как чернокожие дураки.

нрада: «Мы живем при вспышке молнии — да не погаснет она, пока движется по орбите наша старушка Земля! Но вчера здесь был мрак».

Увы, самая безопасная позиция не обязательно бывает самой мудрой, и я гадал, существует ли пространство — или даже необходимость — применения политического суждения в подобных вопросах.

— Эта жизнь после геноцида — поистине ужасная жизнь.

И он принялся подробно пояснять свою убежденность в том, что руандийцам никогда нельзя доверять. — Иностранцы не могут познать эту страну, — говорил он. — Мы обманываем. Мы повторяем вам одну и ту же ерунду снова и снова и не говорим ничего. ДАЖЕ МЕЖДУ СОБОЙ МЫ ЛЖЕМ. МЫ ПРИВЫКЛИ К СЕКРЕТНОСТИ И ПОДОЗРЕНИЯМ.

Вскоре после нашей встречи я узнал, что он уехал из Руанды, чтобы присоединиться к лидерам «Власти хуту» в эмиграции. Я также узнал, что слово икинамучо означает «театр».

Все деревенские были сообщниками, кто в умолчании, кто в мародерстве, и невозможно разделить их по степени ответственности, — рассказывал он. — Это как в Руанде: НЕЛЬЗЯ СКАЗАТЬ, ЧТО ВСЕ ОНИ ВИНОВНЫ, НО ОТДЕЛИТЬ ОДНИХ ОТ ДРУГИХ НЕВОЗМОЖНО.