знаю, как равнодушие уступило место неприязни, неприязнь — ненависти, ненависть — отвращению, пока они наконец не порвали связи окончательно и не поселились далеко друг от друга, каждый нося с собой мучительный обрывок цепи, расковать которую могла лишь смерть, и которую они должны были скрывать в новом общественном кругу, под маской напускного веселья.