– Хочешь… – Он сглатывает. – Хочешь выйдем в эфир вместе?
Все началось в эфире. Закончиться – каким бы ни был финал этой истории – все должно там же.
– Да, – тихонько говорю я.
Коллектив ТОР выстроился у студии, а Кент что-то листает на своем планшете. Мне нужно сосредоточиться на чем угодно, кроме него.
– К нам присоединяется Шай Голдстайн, – говорит Доминик, когда загорается знак «ИДЕТ ЗАПИСЬ». Ух, ностальгия ударяет по мне с такой силой, что приходится сесть в кресло.
– Привет, – махаю я, хотя знаю, что никто из слушателей меня не видит.
Доминик садится рядом.
– Последние два с половиной часа я тут, типа, душу изливал.
– Слышала, ага. – Я через силу смеюсь. – Прости, сама не знаю, что в этом смешного.
– Нет, это и впрямь смешно, – признает он. – Мы убедительно лгали о том, что встречались, потому что так много спорили. Но потом мы начали влюбляться друг в друга. Какое-то время мы это скрывали, а когда наконец признались себе, то должны были прятать это от публики. Но все пошло наперекосяк, и теперь… теперь я совсем ничего не понимаю.
– Когда ты промолчал на сцене в Остине и после этого просто сбежал… – Я качаю головой, все еще не в силах забыть унижение. – Так я еще себя никогда не чувствовала. «Стыд» – это еще очень слабо сказано. Весь месяц я пыталась определиться, должна ли вообще работать на радио, но теперь, вернувшись сюда… Пускай со станцией все и покончено, это не значит, что я перестала считать радио охуенным.
Упс, штраф от КПС.
Это ударит по карману станции.
И мне абсолютно все равно.
– И ты охуенная специалистка, – говорит он, на что я вскидываю брови. Это он здесь до сих пор работает, а не я.
– Я здесь со времен универа, – говорю я, обращаясь скорее к публике, нежели к нему. – Поэтому я не была готова к тому, что получу работу мечты, наконец-то окажусь в эфире, а потом так быстро распрощаюсь с журналистской карьерой.
– Но еще не все потеряно, – говорит он. – Все в твоих руках.
– И я это знаю, – говорю я, потому что глубоко внутри понимаю, что он прав. – Думаю, больше всего меня задело то, что после того, как все развалилось, ты продолжил работать здесь. У тебя по-прежнему была работа, а у меня – нет. И я не могу тебе этого простить.